Трахни меня/original/nc-17

[[Chaos_Theory]]

Предупреждение: вычитка поверхностная.
Большое спасибо eine kleine hexe.

--------------

Глава_6

Москва. Аэропорт. Февраль, 10. 12:45.
Перед последним заданием.

И то, что нам осталось, посмотри:
Немного смерти и немного любви.
Billy’s band

В последнее время я все чаще задумываюсь о случайностях. Даже скорее о цепочках случайностей.
Все просто. Возьмем лисицу, выслеживающую свою добычу. Она ведет носом по снегу, видит очертания каждого отдельного отпечатка, хватается за него, чтобы сделать еще один шаг. Но человек способен на другое. Благодаря своему росту он разглядит дорожку – переплетение линий, ее направление и длину.
Вот и получается, что все дело в высоте, с которой ты смотришь на отдельный факт. От этого, в конце концов, зависит результат – предстанет перед тобой ничего не значащий штрих или встроенный в нечто большее элемент.
Впрочем, эти рассуждения слишком отдают софистикой.
Скажем проще.
Если бы три года назад мальчишка, забравшийся в ванну с ножом для бумаги, знал, что резать вены нужно вдоль… если бы он додумался закрыть дверь… То не сидел бы сейчас в кафе международного аэропорта, дожидаясь своего рейса.
Нет, не подумайте, я не пытаюсь дать оценку произошедшему. Потому что нет ничего менее объективного, чем эта самая лисья оценка.
Конечно же, на первый взгляд, что может быть лучше? – мальчишку спасли. Это один оттиск на снегу – тонкие черточки и вмятины от коготков. Но добавим еще штрихов…
Если бы мальчишка тогда знал, что стоит только надавить чуть сильнее и можно повредить сухожилия…
Цепочка следов заворачивает. От светлого, залитого луной поля – карьеры пианиста – в безмолвный лес.
Тот мальчишка – не я. Стоит в очередной раз напомнить этот факт самому себе.
Тот мальчишка – Мэтью. Мэтт или Мэтти.
Он – до боли в кончиках пальцев бился с Черни, имел «дежурный» рюкзак, который натренировался собирать за пятнадцать минут каждый раз, когда мама срывалась с места, читал в поездах, метро, автобусах и самолетах – каждую свободную минуту, когда не сражался с черными кляксами на разлинованном листе и десятью гибкими заплетающимися пальцами.
Мэтти задыхался, закатывал глаза, кусал губы в кровь, умоляя трахнуть его сильнее. Тяжелый воздух, нанизанный на режущие нити запаха лимонного освежителя для автомобилей. Жесткая ткань чехлов на сидениях. И чем больнее давили руки на колени, раскрывая, тем слаще сжималось сердце, грозясь вот-вот рухнуть в пропасть. «Ты – ненасытная мелкая сучка!» – «Да-да-да-да… только сильнее… не выходи… еще…»
Мэтти потом сидел на скамейке, подтянув ноги к груди, задумчиво гладил стертые до ярко-розовых пятен колени. Не мог пошевелиться из-за жгучей ненависти к себе, от которой щеки горели, и тело выкручивало, сводило судорогой. Грязная мразь. Как его отец.
От одной этой мысли мальчишку вывернуло.
Мэтти стоял, согнувшись, над клумбой, вцепившись побелевшими пальцами в спинку скамейки, и его рвало на невообразимо рыжие бесформенные настурции. Или бесформенными они казались только от злых слез, застилавших глаза?
Мэтти поднялся в пустую квартиру, осторожно выгрузил из папки ноты с подклеенными корешками – Сибелиуса и любимого Шопена – на крышку пианино, взял узкий складной нож для бумаги и отправился в ванную.
Осторожно стащил с себя рубашку, критически, прищелкнув языком, оглядел наливающиеся лиловым следы зубов и глубокие бороздки царапин на груди. Включил теплую воду. Расстегнул перепачканные джинсы, помедлил и прямо в них шагнул в ванну.
Мальчишка слышал, как за стеной ругались соседи, мяукала беременная кошка, работал телевизор – во время скандалов его всегда врубали для двух хорошеньких крошек на полную громкость – мультики про Микки Мауса. Разбивались капли о идущее рябью зеркало воды. Тело болело, ныло – довольное, пресыщенное, кровь пульсировала в висках.
Два точных надреза – словно вскрывал труп лягушки на лабораторной по биологии. И закрыть глаза.
А потом были круги ада. Рыдания матери, совершенно странное иррациональное ощущение своей собственной руки – абсолютно не своей – неподвижные деревянные пальцы, словно настоящие заменили на пластиковые культяпки. До хрипоты, до онемения – крик: «Верните мне их!» Беседы с психиатрами, бесконечные «почему», беспочвенные, насквозь лживые разговоры о смысле жизни и ее ценности (Док, ты сладко дрожал от крика «давай, дешевая сучка»? Нет? Тогда что ты знаешь об этой жизни, Док?)
Длинные коридоры, тонущие в изумрудной зелени, больничные аллеи, нежно-фисташковые пижамы лживой сладкой политкорректности.
Вечный холод.
Мэтти не хотел просыпаться. Мэтти не хотел быть спасенным. Мэтти свернулся лисенком в норке под снегом и закрыл глаза.

Бросаю взгляд на часы. Время есть. За стеклом скользят по взлетным полосам серебристые грациозные птицы из металла. Иногда мне кажется, что я видел все аэропорты этого маленького, тесного мира – или просто они все как один шумные, суетливые, безликие.
В Москве дождь. Странный февраль, да? В наушниках медово-тягучее, терпкое, как сигаретный дым…
И то, что нам осталось, посмотри:
Немного смерти и немного любви.
Мэтти не курил.
Курит Микки.
Время от времени. Предпочитает мексиканскую Корону, любит мультики и колу. Боится темноты и ненавидит отели и пансионаты.
И да, Микки Блэк – девственник. Секс его не интересует.
Микки любит сунуть наушники-капельки в ухо, врубить музыку на полную громкость и отправиться бродить по ночному городу.
Он на дух не переносит Черни и Сибелиуса. Микки любит Gigi d'Agostino и Placebo. И странной ошибкой программы кажется тошнотворная тоска, впрыскиваемая в кровь вместе с Ноктюрном номер один си бемоль минор Шопена. Не попсовая песенка, которую крутят каждый день на радио, да? И можно легко избежать… Но в плеере Микки она идет за «Russian Dance» Уэйтса. Слабость. Упоение болью.
Микки любит боль.
Не физическую – она грубый химический суррогат той, другой.
Поэтому он мотается по миру – Visa, паспорт и рюкзак.
Штрих за штрихом – легкие поверхностные линии на снегу, петляющие по промерзшей изнутри черной степи – к далеким желтым точкам – отсветам костра или просто горящим в темноте волчьим глазам. Жизнь или гибель?

Какой-то парень подбирает Микки на Ибице в полулегальном клубе Libra. Или Микки сам увязался за ним?
Они не мешают друг другу. Иллюзия стаи. Две лисицы, втягивающие носом морозный предрассветный воздух. Парня не интересует секс. Только драки. И Микки кажется, что в сердцевине этой страсти ядовитой косточкой тоже прячется тяга к боли. Но другой. Так что в каком-то роде они идеальная пара.
Города, съемные квартиры, вокзалы, такси, клубы, подворотни, кровь, сбитые костяшки пальцев. Микки не умеет драться. Он бесполезен. Он верит в слова. Поэтому, пока дерется Токи, он стоит рядом, курит Кент и бесстрастно наблюдает. Теребит кончики черных шнурков на левом запястье, трет ноющую кожу. Потом тушит сигарету о стену дома, задумчиво смотрит на капли крови и грязи на своих высоких ботинках, цыкает, достает салфетку, стирает следы, бросает перепачканный комок и разворачивается.
Они обедают в дешевых закусочных, почти не разговаривают, приходят вместе в клуб и уходят всегда вдвоем.
Микки чувствует, как где-то глубоко внутри начинается оттепель, подтаивает корка снега, надежно скрывающая норку, где спит маленький Мэтт.
Микки психует, хватает рюкзак, ловит такси до аэропорта. И выходит на половине дороги. Уэйтс – Шопен – Уэйтс – Шопен, замкнутые на повтор – на полную громкость. И возвращение – пешком – через спящий весенний город. Пять пролетов – пыльный безвкусный запах подъезда и дверь, к которой он прислонился спиной.
Так и ввалился в квартиру, когда парень открыл ему дверь. Лежал на полу прихожей и смотрел снизу вверх, не мигая, без выражения. Несколько секунд, потом Токи разулся, обошел тело и скрылся в комнате.
Мэтти не умел лгать. Микки хотя бы в этом стал виртуозом. Официальной версией назначено – нет денег, я поживу у тебя. Микки прячет Визу на дно рюкзака и устраивается на узком продавленном диване, откуда, если повернуть голову, можно увидеть ярко-рыжую макушку и тонкую белую шею в просветах прядей, когда его сосед спит.
Микки думает, что ему станут задавать вопросы. И, в общем-то, готов ответить. Возможно, он даже хочет, чтобы его спросили.
Но они все так же по большей части молчат, не включают свет, пока совсем не темнеет, пьют чай, играют в го, в сумерках выходят из квартиры в арку ребер обглоданного до костей металлопластикового скелета города.


На табло загораются рейс и номер выхода. Уже в самолете я просмотрю досье. Снайперы, киллер, хакеры, связные. Отмороженная компания. Гладкие белые камешки, которые лягут на разлинованную доску. И по необходимости станут разменной монетой.
Я не лучший игрок. Мне это известно. Намного лучше у меня получается в карты или в бутылочку. Но на этот раз я должен постараться. Это последняя игра Микки.
Я съехал от своего напарника год назад. Мы должны научиться быть – не «мы».
Информация, которую я искал все это время, собирал по крупицам, человеческие страсти – это ведь всегда была моя сильная сторона? Люди, их чувства и потребности, которые умею, кажется, чувствовать кожей. Знакомства, связи – паутина, которую я растянул на своих непослушных пальцах.
В Москве дождь. А Микки летит к морю.
Закрываю крышку ноутбука, сую его в рюкзак.
Я лечу закончить то, что не смог сделать три года назад. Это желание Микки? Или последняя просьба Мэтью?
Имя жертвы. Каждая буква кислотой обжигает язык. Я достойный сын, папа…
Круг должен замкнуться.

Москва, Февраль, 22.

И лишь безумец
Был способен так влюбиться:
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобой
Разбиться с тобою вместе,
С тобою вместе.
Наутилус Помпилиус

Ничего этого не было.
Микки провел языком по зубам – прикосновение отдалось легкой тянущей болью в языке.
Что он только что хотел сказать? Почему Джоуи смотрит на него так выжидающе? Качнул головой.
- Я… наверное… не хотел его убивать. На самом деле, мне кажется, я желал, чтобы меня остановили, понимаешь?
Так трудно говорить об этом. Глоток – чтобы ком исчез, исключительно. Вкус мерзкий. Не у виски. У воспоминаний.
- Это как идеально спланированное самоубийство. Потому что не мог мальчик сделать то, что задумал. Это смешно. Собрать всю эту информацию, да. Найти нужных людей – хорошо. Но дальше… – пальцы Микки сжали стакан. – Координатор? Не смешите. Это просто… игра. Ребенка, которого... обидели.
Движение головой, робкая улыбка уголками губ.
- Думаешь, жестоко называть убийство так?
- Жестоко обижать ребенка. А игра... – Джоуи пожал плечами, глядя в стакан. – Я называю это так. Потому что суть заключается в одном и том же: обхитрить противника и выиграть. Но есть разница, – перевел взгляд на Микки, – проигравшие не жалуются. Сейчас уже поздно думать о том, что можно было бы этого не делать.
Сигарета дотлела до фильтра. Джоуи смял бычок в пепельнице и допил виски из стакана. Тепло растеклось до самых кончиков пальцев.
- Просто представь на секунду, – поставил стакан на край стола, – что ты этого не затевал. Что он до сих пор жив. Ты бы не захотел все это повторить? – посмотрел в серые глаза и выщелкнул себе сигарету. – А если бы и захотел, то ради его смерти или... своей?
Это неправильный вопрос. Потому что Микки не знал ответа. Или боялся его озвучить. Потому что сейчас – все по-другому. Всего лишь… неделя? И этого оказалось достаточно, чтобы мальчик внутри него захотел проснуться. Это пугало.
Вздохнув, Микки сполз со стула, плеснул из бутылки виски в оба стакана.
- Я хочу жить.
Откровение.
- А значит: «Эй, прикинь, мы зря грохнули моего отца, это было лишнее. Проблема не в нем была, а во мне». Как тебе такой ответ? – глянул на Джоуи, пальцы левой руки коснулись шеи над воротником, пробежали ласково по коже. – Тебе хотя бы заплатили. Это всего лишь работа. Цель. И точка, да?
Джоуи усмехнулся и слегка наклонил голову, непроизвольно подставляясь под ласку. Приятные мурашки.
- Да, это всего лишь моя работа. Так любят говорить герои каких-нибудь боевиков, – затянулся. – А деньги всегда пригодятся, сколько бы их не было, – притянул к себе Микки, свободной рукой ухватив за футболку, и усадил на свои колени. – Ну, раз уж ты хочешь жить... почему бы нет?
- Зачем? Деньги, я имею в виду?
Сидеть так – уютно. Внутри тепло – то ли от алкоголя, то ли от прикосновений. Микки прислушался к себе и, чтобы увеличить эффект, одним глотком допил виски. Горло обожгло – от неожиданности Микки передернуло, он поморщился и прижался лбом к плечу Джоуи.
- Ты… купить что-то хочешь? Или так… счет на черный день?
- Я не загадываю. Случиться может всякое. Нужно будет срочно выезжать или откупаться. Какая разница?
Тяжесть тела Микки на бедрах приятная. Джоуи даже улыбнулся и взял свой стакан.
- Пей медленнее, детка, – тихо, на ухо, – иначе опьянеешь быстро, – и вслед за этими словами сделал глоток. – А пьяный ты не очень-то и стеснительный, – хохотнул.
Микки обернулся через плечо, удивленно посмотрел на Джоуи. Воспоминание – обжигающее – как удар наотмашь, от которого кожа моментально начала гореть.
- Иди к черту!
Соскользнул с колен Джоуи, отскочил к подоконнику.
- Я стеснительностью никогда и не отличался. Лет с четырнадцати... да и ты знаешь... – заткнулся, прикусил язык.
Почему всегда… так? Как будто следы произошедшего однажды несводимы…
- С четырнадцати? – Джоуи посмотрел на него пристально. – Тогда произошло то, что поспособствовало смерти... Мэтти?
Раз уж задели эту тему, то нужно знать все. Все, что ему захотят рассказать. Чтобы выяснить, наконец, почему Микки такой. И можно ли это... исправить? От этой мысли Джоуи даже дышать перестал.
Настолько нужен?
Пепел сорвался с сигареты и бесшумно упал на пол. Медленный вдох... И ожидание ответа.
Словно продолжение их игры. Но теперь – не на вызов. Всего лишь вопрос и право Микки не отвечать. И если уж он признался, что хочет жить, то стоит научиться жить с…
- Я могу причинить боль.
Психиатры не добились ничего внятного тогда. Предполагали – первую любовь, неудачи в школе, вынужденную частую смену мест. Ничего даже рядом с истиной не стояло.
Микки сел на подоконник, опустил взгляд, сосредоточенно изучая рисунок плиток на полу.
- Лучше для других, чтобы меня не было.
А как теперь? Что изменилось-то? Страх никуда не делся. Позволить приблизиться, а потом снова корчиться от отвращения к себе. – У тебя никогда не было подобного чувства?
- Не было, – Джоуи потушил сигарету и поднялся со стула. – Я всегда считал, что для меня же лучше, если не будет остальных.
Кроме одного случая... Неужели ты простил меня?
Подошел к Микки почти вплотную, склонился, упираясь руками в подоконник, заглянул в глаза. Желание – прижать и не отпускать.
- Убивать других проще, чем себя, – Джоуи приблизился еще немного, коснулся губами губ мальчишки – легкий поцелуй.
Это не так. Микки наверняка знал – нет ничего легче, чем после того, как лезвие коснется кожи, нажать чуть сильнее. Другой вопрос, что человеческое тело, кажущееся иногда таким хрупким, на проверку оказывается неподдающимся.
Микки кончиками пальцев коснулся щеки Джоуи, погладил – неяркий свет закатного солнца ложился мягкими полосами на лицо и шею. Кожа светлая, гладкая – летом наверняка веснушки. Микки улыбнулся этой мысли. И подумал, что хотел бы это увидеть.
Лучше, чтобы не было остальных… Значит, только вынужден терпеть.
- Тот человек… – начал осторожно, скривившись от одного только воспоминания, – ты бы хотел, чтобы и его не было?
Моменты из прошлой жизни – как острые углы разбитого стекла – впились как будто в сердце. Джоуи был бы рад забыть все это: смех ублюдков, отражающийся от стен переулка, хруст гравия под подошвами кед, чужие руки – держащие, заставляющие смотреть, видеть, запоминать в мельчайших подробностях.
Моргнул. Отстранился, почти не дыша. Не глядя на Микки.
- Хотел бы, – глухо. Налил еще виски в опустевшие стаканы. Снова сел за стол и подавил желание выпить очередную порцию алкоголя залпом – если напиться из-за этого сейчас, значит, дать волю пить по этому поводу каждый раз. Нельзя.
- Это была его вина, – так проще.
Этого недостаточно Микки. Совсем. Схватил за руку, будто не давая уйти, скользнул по ладони, переплел пальцы.
- Я не понимаю. Вина в чем? Приблизиться?
Разве и я… не пытаюсь сейчас к тебе приблизиться? – но об этом Микки не скажет. Страшно.
Джоуи посмотрел на него снизу вверх немного непонимающе и... беспомощно.
- Он не должен был сближаться со мной. А я позволил, – от воспоминаний выворачивало наизнанку. – За что он и поплатился.
- Это просто… – трудно подобрать слова. – Каждый решает сам. Ты… всегда предполагаешь, чем может закончиться в итоге тот или иной твой шаг. И думаешь, нужно ли его делать. Разве не так? Причем здесь ты? Если кто-то просчитал и выбрал, что идти стоит.
Сам Микки знал… и, может быть, поэтому всегда, когда он пытался подойти кому-то – появлялась стена и четкое понимание – цель не стоит того, чтобы к ней идти.
Сейчас… по-другому?
- Так значит, хуево рассчитал, раз уж... – в горле появился ком. Джоуи отпил немного из стакана – ничего не почувствовал. Сжал руку Микки в своей ладони, погладил большим пальцем косточку запястья.
Очень больно... Настолько, что остальные ощущения затухают.
Желание помочь, спасти, сделать хоть что-то. И все впустую. Оставалось только наблюдать, не в силах вырваться из рук. Насмешки, удары, хриплые крики, брызги крови по гравию. И собственные слезы – неудержимо. Джоуи никогда не думал, что может быть так больно, когда насильно отбирают то... того, кто помог почувствовать себя нужным.
И не просто отбирают – уничтожают. Втаптывая во влажный от крови песок, ломая ногами и битами кости... Единственного – нужного – человека.
Он сам виноват. Его вина.
Так действительно проще.
Джоуи молчал, глядя в окно. Микки ждал продолжения последней оборванной фразы, опустив голову. Рука – горячая в его ладони, и взгляд сквозь… Сквозь Микки. Словно его и нет.
Больно… Нестерпимо. Микки казалось, что еще минута этого молчания, и он заорет, ударит – все что угодно, только – «Я у тебя есть».
Лучше…
Выпутал свои пальцы, соскользнул с подоконника.
- Знать ничего не хочу, – выходя из кухни.
- Эй... – Джоуи опомнился, попытался встать, чтобы поймать – вернуть... попросить прощения. Передумал.
Взвизгнула «молния» куртки; щелчок замка и глухой стук двери о косяк – мальчишка вышел из квартиры. Ощущения такие, словно выкачали воздух. Нельзя было вдохнуть, но каким-то чудом получалось... Казалось, легкие разорвутся в клочья.
Тишина. Звенящая.
Стук уже пустого стакана о крышку стола показался оглушающим. Джоуи закрыл бутылку, убрал и прошел по коридору в ванную комнату. В квартире слишком пусто. «И я тогда смог оставить его тут одного?..» – ненависть к себе и жалость к мальчику.
Вода – прохладная. Отрезвляла, немного бодрила... Приглушала воспоминания о бессонной ночи и пережитом стрессе. Можно было прикрыть глаза и просто насладиться этим ощущением.
Но было тревожно.
Я жду тебя, Микки...
Ничего не изменилось. Темные улицы и ветер. Уютный свет за шторами, люди, как бабочки спешащие на этот свет.
Москва… Лондон… Ибица… Это – вечное. Дом. Любовь, что ли? Микки не научили. Не объяснили, как правильно.
Микки никуда не хотелось возвращаться и ни с кем не хотелось – оставаться. Тогда зачем он потащился за Джоуи? Зачем Джоуи взял его – как щенка приблудного, если ему никто не нужен?
Сидеть на бортике у тротуара – холодно. Но и встать, пойти – сил нет. Отупение. Полное выпадение из реальности.
Если уж выбрал – жить, значит пришло время решить – как.
Что… дальше, мальчик?
Какого черта он, выбегая из подъезда, заглянул в этот дурацкий почтовый ящик? Микки сморгнул выступившие от ветра слезы, достал из кармана вместе с купленными сигаретами открытку. «Приезжай».
Как же своевременно, мать твою. Кого зовешь?
Уснуть бы, как тот слабый, бесполезный ублюдок внутри него… Микки горько фыркнул, прикурил.
Дергаете, как собачку. Гладить приятно – милый забавный щенок. На хуй никому не нужно что-то кроме этого. Микки обнял колени руками, провел ладонью по покрытому коркой снега тротуару – обжигает. Окурки, бутылочное стекло. Пальцы осторожно погладили острую кромку самого большого осколка, сжали…
Не легче. Эта боль лишь слабое жжение кожи – по сравнению с острым неровным льдом, который внутри – поперек горла и в груди…
Не отпускай меня… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Я все сделаю…
Сильнее – пока из сжатого кулака не капает кровь.
А он… сидит сейчас дома и… Микки вздрогнул. До-ма…
Потянул вниз рукав куртки, поднимаясь.
Когда дверь открылась, и Микки тихо проскользнул в квартиру, Джоуи откинул сигарету, которую вертел между пальцами уже несколько минут – пока стоял в прихожей и ждал. Стукнул по выключателю – свет резанул глаза.
- Ты долго гулял, – спокойно сообщил он, посмотрев на Микки.
Потому ведь и вернулся, что нужно было видеть вот это – тщательно скрываемую за равнодушием тревогу. До слез. Облегчение. Микки захотелось вцепиться обеими руками в Джоуи, прижаться всем телом.
- За сигаретами ходил.
Скинул кеды, глянул с вызовом и молча направился в ванную.
Джоуи улыбнулся ему вслед и краем глаза заметил – рукав куртки... в темных пятнах. Улыбка тут же пропала.
- Детка, – успел сжать пальцами край двери, не позволяя закрыть ее, – покажи руку.
Если опять сделал себе больно? Если порезал?.. Может, просто испачкался. Джоуи уговаривал себя не злиться и не нервничать.
Микки остановился. Что теперь? Играть в детсад? «Какую руку? О чем ты? Оставь меня в покое!». И так понятно…
Взгляд на Джоуи – прямо и нагло. Протянул руку – перепачканные пальцы раскрылись лепестками, открывая ладонь – сердцевину.
- Ну что?
Джоуи не смог сдержаться. Как будто тело вышло из-под контроля. Пощечина тыльной стороной ладони. С размаха – по лицу Микки. Хлестко. Обжигая. И только после этого почувствовал, как сильно и часто билось сердце. Злость, страх, жалость и... желание прижать. Даже нет. Что-то... большее.
- Малолетний идиот, – сквозь зубы.
Крик рвался наружу, но...
Утянул Микки к ванне, снял с него куртку и на всякий случай осмотрел запястья. Когда больше не обнаружил порезов, стянул с полки аптечку. Микки безвольно, покорно последовал за Джоуи, стоял, даже не пытаясь дотронуться до пылающей щеки, смотрел на свою ладонь. Парень держал порезанную руку в своей, не отпуская. Боялся, что мальчишка может убежать и уже точно вскрыть себе вены.
Микки всхлипнул, приподнялся, прижимаясь ртом к губам Джоуи. Целовал жадно, лихорадочно, языком касался кромки зубов, скользил – по небу.
- Позволь мне остаться…
- Да я тебя никуда не отпускал, – сжал в объятьях и ткнулся лицом в растрепанные волосы Микки.
Отчаяние. Почти осязаемое, но не пощупать – кончики пальцев онемели и чуть подрагивали.
Джоуи отпустил его, включил воду и начал промывать тонкую изрезанную ладонь. Аккуратно, как умел. И стараясь, чтобы вода не попадала в ранки. Потом - перекись и стерильный бинт. Не с таким профессионализмом, как это делал Микки, но все же...
Я забочусь о тебе.
- Нормально?
Стыд. Обжигающий. Микки ненавидел себя. Глупый, тупой ребенок. Что еще тебе нужно?
Коснулся щеки Джоуи, погладил. Не умеет. Нежным быть. И доверчивым. Угловатый, неправильный.
Улыбнулся, сглатывая слезы, потянул за челку.
- Не больно. Совсем…
- Хорошо. Иди сюда...
Снова притянул к себе, обнимая. Коснулся губами щеки, по которой ударил, прикрыл глаза. А если бы не вернулся? Порезал бы себе вены осколком бутылки где-нибудь в подворотне. Джоуи стиснул мальчика в объятьях еще крепче и прошептал:
- Не делай так больше.
Пожалуйста...
Взял его за здоровую руку и повел за собой. В комнату. Быстро расстелил постель, но медленно раздевал Микки. Гладил и целовал, стараясь успокоить, шептал, что все хорошо. И лег рядом, прижимая к себе, боясь отпустить хотя бы на чуть-чуть...
Всхлип. «Сука ты неблагодарная, Микки. Не реви! – холодный безжалостный голос. – Нахрен ты ему не нужен слабый! Не реви».
- Я…
Под одеялом тепло. Мягким туманом плыли в голове воспоминания об их первой ночи в Лондоне.
- …все испортил, да? – сквозь всхлипы. В подушку, вжавшись в нее лицом.
От такой нежности было больно. От такой нежности – Микки не знал, куда себя деть, нервно дергал шнурок на запястье, кусая губы.
И выдохнул, давясь слезами, тихо:
- Я тебя люблю-ю-ю.…
Внутри Джоуи сжались тиски. Любит?.. За что?
Больно.
Он ничего не сказал. Лишь только выше подтянул одеяло, укутывая плотнее, чтобы не было холодно.
- Спи. Спокойной ночи...

@темы: Fuck_me, original

Comments

[Чуть-чуть]

Тваю же мать, сейчас умру.

Извеняюсь, вырвалось. Какая прелесть. Я слов не могу найти, опять. Смена дневника не мешает потере слов -_-.
А, ты точно книги не пишешь?
Так чувственно, нежно, и больно мать вашу. Красиво.

[[Chaos_Theory]]

Тваю же мать, сейчас умру.

дышим глубже... не нужно умирать) я убивать никого не желаю ^^

А, ты точно книги не пишешь?

а это что, по-твоему?)))

Красиво.

ух... видимо, продолжение задело за живое)) до чего приятно
автор старается)
и автор это скоро закончит)

[Чуть-чуть]

[Chaos_Theory] Ради такого и умереть не жалко ))
Книга?! Ура. А ещё будут подобные? Будут ведь?
Красиво, трогательно, и много всего.
Да. Автор молодец. Автор мой бог. Вот.

[[Chaos_Theory]]

Чуть-чуть конечно, будут. у меня столько идей в голове, что я их пока что просто запоминаю - записывать не успеваю.

Автор мой бог

сейчас автор зазнается

[Чуть-чуть]

[Chaos_Theory] НУ это же хорошо, что есть поклонники.

[[Chaos_Theory]]

Чуть-чуть это замечательно ^^

[Агрипина]

Я сейчас пойду водички попью и попробую выдать что-нибудь осмысленное...

[[Chaos_Theory]]

Агрипина ждууууу )

[Агрипина]

Как же ж было хорошо.... я в конце чуть не расплакалась. Так переживаю за этих обалдуев... Ты же закончишь все хорошо, да? ты говорила, что закончишь все хорошо....

И мне опять мало... не хватает информации, законченности. Хочу знать, хочу знать мотивы и следствия. Хочу ясности с двумя поворотными событиями в жизни Микки и Джоуи.

Ох, опять ждать буду...

[[Chaos_Theory]]

Агрипина я сама с трудом сдерживала слезы и дышала через раз, пока писала это.
все будет хорошо. после таких страданий... )

И мне опять мало... не хватает информации, законченности.

не торопись. все будет ясно. осталось немного подождать)
ну да, подождать... глава написана, ее осталось только отредактировать. ^^

[Агрипина]

[Chaos_Theory], что, правда?! То есть совсем-совсем скоро?!

[[Chaos_Theory]]

Агрипина нууу... как допишу самую последнюю главу, как отреактирую, так и будет вам чтиво и окончание)

[Агрипина]

Подожди... осталось всего две главы?!

[[Chaos_Theory]]

Агрипина тсссс... ^^

[Яфрень Фифревна]

это очень, очень... цепляет.
наизнанку выворачивает.
спасибо

[[Chaos_Theory]]

jafra все построено на эмоциях.
спасибо за отзыв)

[Chaos_Theory], O_o наконец-то! наконец-то нашлось что-то такое, что запомнилось. А не тупая (да простят меня начинающие и не только...) нца, где все сладко и *с дрожью в голосе* розово. Ваа... какой оридж, какой оридж... *гомэн, слов нет* Какая (Вы ведь она, так? И это нормально, что я обращаюсь к Вам, как женскому полу? У фикрайтеров- яойщиц бывают заскоки. У Вас такое не наблюдается? Заранее, пардон.) Вы молодец. Правда, я много чего сама домыслила, но ведь все великие замыслы, идеи и эмоции не вывалишь на клаву.
Спасибо Вам за Вашу замечательную фантазию. Жду продолжения. Удачи Вам и вдохновения.

[[Chaos_Theory]]

Сирти ух! у Вас нет слов после прочтения, а у меня - после Вашего коммента))

наконец-то нашлось что-то такое, что запомнилось.

такое ощущение, что я исполняю все Ваши мечты своими словами, сложенными в прочитанный Вами текст. приятно, что Вам понравилось данное творение)

Правда, я много чего сама домыслила

додумывать пока что рано, хотя интересно, что же у Вас появилось в мыслях) будет еще две главы - продолжение и окончание. после этого, верю, все станет понятно без домыслов)

Спасибо Вам за Вашу замечательную фантазию. Жду продолжения. Удачи Вам и вдохновения.

спасибо за такие теплые слова) мне это, как автору и человеку, приятно слышать)
продолжение будет.

И это нормально, что я обращаюсь к Вам, как женскому полу?

да хоть как у мужскому потолку - без разницы.
но заскоки имеются... хотя и не в этом вопросе))

[Chaos_Theory], такое ощущение, что я исполняю все Ваши мечты своими словами - эмм... хороший оридж мне хотелось найти, т.ч. галочка в данном пункте не без Вашей помощи. Спасибо)
будет еще две главы - продолжение и окончание. после этого, верю, все станет понятно без домыслов) - надеюсь. Жду.
спасибо за такие теплые слова - могу еще отсыпать.

Хотите?

Сначала прода)
заскоки имеются... хотя и не в этом вопросе - ну, все мы не без этого. И Вы ведь все-таки она?

[[Chaos_Theory]]

Сирти

могу еще отсыпать.

а я уже радуюсь и тыкаю на "Хотите?" но прода... вот уже есть прода) через пару минут появится)

И Вы ведь все-таки она?

*вздыхает* пусть будет она. мне не жалко)

[Chaos_Theory], *ушла читать)*