Автор: [Chaos_Theory]
Вычитка: Motoharu
Рейтинг: nc-17
Жанр: роман
Предупреждения: ust
Статус: в процессе
Размещение: по запросу автору
От автора: для Эль-тян, которую автор очень любит и без которой второй части могло бы и не быть. И спасибо за вдохновение.
Глава_10
Хочешь, я открою тайну:
Не бывает идеально.
Мы с тобою не случайно,
Не случайно ты и я!
Звери
Не бывает идеально.
Мы с тобою не случайно,
Не случайно ты и я!
Звери
читать дальшеРоберт не хочет думать о Крисе. Анализировать его слова, верить в них или не верить, значит, обижаться, оправдывать - желать жить. Для Гордона это совсем лишнее. Нужно отпустить. Иначе это никогда не закончится. А закончить необходимо. И как можно быстрее. Потому что по мере того, как наркотик отпускает, появляется боль. Мерзкое ощущение липкой грязной пленки на теле: кровь, пыль, пот. Жажда скребет горло.
Робби проводит языком по сухим растрескавшимся губам, осторожно переворачивается на бок, подтягивает колени к животу. Чип молчит. Позволит умереть? Дар нужно питать, но возможности сделать инъекцию нет. Значит, скоро он будет высасывать жизненные силы владельца. Хочется спать. Пауза. Минимальная жизнедеятельность.
Из-за двери доносятся голоса охранников - мягкий не тревожащий гул. Кажется, обсуждают какую-то девушку. Или своих невест... Делятся опытом.
Леон прерывает их на середине самого интересного, но нисколько не сожалеет. Нужно попасть к Робби, а дверь - вот она. Несколько шагов, чтобы быть рядом. Снова. Увидеть, даже если сам Гордон его видеть не хочет.
Пропускают, смотрят в спину, когда Фергюсон заходит внутрь. И возвращаются к разговору, как только раздается звук автоматической защелки.
Леон знал, что с Робертом будет что-то подобное. Он видел пленников раньше - одним испугом они не отделываются никогда. Но все равно... больно как самому.
Опускается перед кроватью на колени, проводит пальцами по щеке, убирая пряди с бледного лица. Смотрит, ждет ответа.
- Робби, слышишь меня?
Роберт чувствует прикосновение. Тепло, будто летом. Солнце, бархатистые стебли травы и яркие фиолетовые звездочки цветов рассыпаны по лужайке осколками. Ни тени сомнения. Леон. Десятки разных вариаций: нежно, обиженно, зло, ревниво. Но всегда, чтобы не происходило, всегда Леон. Неподвижный центр, вокруг которого вселенная Гордона вертится.
Радость. И все. Остальное смыто подчистую. Уголки губ вздрагивают. Не открывая глаз, говорит:
- Привет.
Фергюсон выдыхает: облегчение, тиски разжимаются. Вовремя.
- Подожди, сейчас станет лучше.
Шприц с инъекцией во внутреннем кармане пальто. Леон осторожно снимает колпачок, тянет руку Гордона, заставляя распрямить. Наручники позвякивают. Прежде, чем Фергюсон понимает, металл гнется как пластилин, рассыпается. А потом вводит иглу. Кожа тонкая, голубые ленты вен видно четко. Препарат смешается с кровью и даст чипу силу, вытолкнув наркотик. Все просто.
Робби вздрагивает, чувствуя укол, а потом привычное давление и жар. Хочет отдернуть руку, сказать, что ему ничего не надо, но вместо этого тянется, касается шеи Леона, сжимает пальцами пряди. А потом - сам не замечает как - прижимается, стискивает до боли.
- Тебе не нужно этого делать. Нельзя было освобождать. И вообще приходить сюда.
- Слишком много «нельзя», - Фергюсон обнимает в ответ. - Я мог бы и не узнать, что ты здесь. Но раз уж узнал, то нарушу твое одиночество, - зарывается пальцами в спутанные волосы, тянет, целует в шею. - Уже нарушаю, - улыбается, ткнувшись лбом в скулу.
Сейчас Гордону станет лучше. И сердце перестанет так быстро колотиться. Спокойнее...
- Ты и не должен был узнать, - шепотом, целуя щеку снова и снова - не оторваться.
Возбуждение вопреки приказам разума. Это инъекция - Робби успокаивает себя и все равно не может справиться, прижимается, гладит спину Леона.
- Не армия освобождения, а черт знает что. Если к пленному гости косяком ходят, - Робби улыбается, заставляет себя отодвинуться от Фергюсона. - Попрощаться хочешь?
Леон тянется следом, целует подбородок.
- Ты расслабляешь дисциплину РА, - усмехается. - У тебя еще кто-то... - догадка... даже факт, вероятно: - Крис?
Имя царапает язык как осколок стекла. Фергюсон морщится. Ладонью - по боку Робби, мягко, едва касаясь темных пятен синяков.
- Хочешь в душ? Тебе... нужно промыть ссадины.
Роберт, нахмурившись, смотрит на Фергюсона.
- Он ничего не сделал из того, от чего мне следовало бы отмыться.
Ревнует? Кто? И кого? Снова трое.
- Мне никто не разрешит душ.
- Я разрешу. Разрешаю, - серьезно. - Просто, чтобы стало лучше.
Леон поднимается. Кусочки металла жалобно скрипят под тяжелой подошвой.
- Не обязательно от него. Можешь сам идти?
Позволить себе. Гордон двигается к краю кровати, спускает ноги. Болит... но:
- Конечно, могу.
Робби думает о воде, прохладной и чистой. А спрашивает совсем о другом:
- Давно... - он заменил меня, - вы вместе?
Вместе. Леон никогда не чувствовал, что по отношению к Крису можно применять это слово. Емкое, мягкое.
- Давно, - кивает, глядя на Робби. - Как назло, нас в одну квартиру заселили сразу... после Академии.
- Назло? - Робби чувствует, что весь его хрупкий внутренний мир и готовность умереть летят к чертям. - То есть, ты не хотел его трахать? Так вышло.
Надо было сразу понять, что Робби не просто так вопрос задал. Что вообще ему сказал Аллен? Какого черта он приходил?
Леон прикрывает глаза. Потом снова поднимает взгляд. Гордон смотрит отстраненно, с болью. Что он там себе представляет?
- Я его не трахал, - спокойно. - Мы с ним только живем вместе, больше ничего и никогда.
- Аллен сказал, - задумчиво, почти равнодушно.
Роберт встает с кровати. Голова кружится, мутит. Сейчас не до долгих выяснений отношений. Дара хватит, чтобы... Гордон сжимает запястье Леона. Он мог бы просканировать и так, но ему важно спросить:
- Можно?
Фергюсон обнимает его, ближе к себе.
Робби говорил, что никогда не проверял, что сохранял внутренний эмоциональный мир Леона как есть. Боялся, что сможет неосторожно поменять что-нибудь.
- Можно, - на ухо.
Пусть сейчас увидит, почувствует.
Робби ныряет в Леона как в воду, сразу с головой. Блокируя себя, чтобы не навредить. На это уйдут все силы, но сейчас не имеет значения. Разноцветными слоями - синее, бледно-коралловое и снежно-белое. Много боли и нежности. Но ни капли лжи.
Робби хотел бы остаться дольше - успокоиться, излечиться, напиться как водой. Но нельзя. Отстраняется, улыбнувшись.
- Я тоже тебя люблю. Ничуть не меньше, - помедлив. - Но я солгал тебе. У меня до тебя никого не было. Пойдем в душ.
До звона в ушах. «До тебя никого...» И сразу в памяти Леона - первая встреча. Злость и отчаяние оттуда, как волной. А сейчас... сожаление - проступивший нечеткий рисунок. И злится уже на себя: за то, что не сдержался, за то, что сделал больно.
Силой, словно легким полотном - вокруг тела Робби, не тревожа синяки, заставляя снова прижаться. Обнимает. Хочется крепче...
- Прости меня. Я... должен был быть осторожнее.
- Нет. Я хотел этого больше всего. Лет с четырнадцати.
Ничего не сдерживает. Возможно, впервые. Можно говорить все, что угодно. Более того, важно наконец- то сказать, чтобы Леон понял.
Гордон гладит пальцами шею Леона, трется носом – запах кожи, сладкий, знакомый. Понимает, что если бы у него было «завтра», он больше не смог бы притворяться, что быть не-вместе правильно.
Леон мягко касается губами скулы Робби, приподнимает лицо за подбородок. Целует, раскрывая. Глубоко, тепло, с привкусом крови и талого снега. Отчаяние?
- С четырнадцати лет? - улыбается, целует снова, гладит пальцами щеку. - Ты скрытный.
В ванной комнате тусклый свет. Лампа под потолком висит на гнутых проводах, обшарпанные стены, запах сырости. Терпимо.
- Это просто ты... не замечал.
Роберт тяжело опирается на край ванны, стягивая ботинки. Болит… все, кажется. Тягучая нудная боль. Но перетерпеть можно. Закусив губу, расстегивает брюки – все получается слишком медленно. Раздеться полностью, повернуться к Леону.
- Хорошие мальчики в РА.
Фергюсон сжимает зубы. С первого взгляда кажется, что нет ни одного живого места. Постепенно наливающиеся кровью пятна - на плечах, худых бедрах... на плоском животе и груди.
Парни постарались от души.
- Им хотя бы так отыграться... за все, - Леон подходит - не касается. Ощущение, что сломает хрупкую и так уже ломаную игрушку.
Поворачивает вентиль.
- Возможно, вода будет теплой. Или просто холодной.
Робби все равно – он бы залез сейчас и в ледяное озеро. Вода. Возможность очиститься. Это самое важное.
- Я был готов к этому. У нас поступают так же. Когда ты теряешь близкого... остается только пустота, которую получается заполнить лишь злостью.
Гордон протягивает руку – струи воды разбиваются о ладонь, прозрачные капли бегут по коже. Завораживает. Секунду помедлив, встает под душ и закрывает глаза.
По растрескавшимся губам, подбородку, раздразнивая и одновременно успокаивая. Робби улыбается, откидывая назад тяжелые намокшие волосы.
- Это лучшее за долгое время.
Болезненное спокойствие. Как будто осколок пули ноет где-то под кожей, но так привычно, ровно. Знакомо. Леон прижимается плечом к стене, взглядом - сверху вниз - по телу Гордона.
Хрупкий. Красивый... И сильный. Сильнее него, Фергюсона. Может выдержать все, начиная с лаборатории. Стремится. Или вынужден.
- Знаешь, - тихо, продолжая смотреть, - мне иногда кажется, что мы... не сможем расстаться, - дергает уголком губ. - Меня к тебе тянет. Все это время. Полностью почувствовал, как без тебя тяжело.
- Потому что ты мне жизнь спас… тогда, в лаборатории. Так что мы связаны, - Роберт смеется, ловит ртом капли воды. Еще немного, минуту. Возможно, то, что происходит сейчас – это самое нормальное и правильное за два года… или даже больше.
Гордон, вздохнув, закручивает вентили и шагает на холодный кафельный пол – вокруг ступней тут же образуются лужицы воды. Ну что ж, значит, тюремщикам придется заняться уборкой.
Близко, чувствуя тепло – и что важнее, молочно-белую, вязкую, пронизанную золотистыми лучами ауру Леона. Скучал. Болело. И до сих пор…
- Расстаться придется, Лео.
Твердо. Спокойно. Тянется к Фергюсону, целует в губы. Влажное обволакивающее тепло. Мягко прихватывает, тянет. А потом, выдохнув, прижимается, целует глубже, жадно.
Леон проводит ладонями по бокам, по влажной горячей коже. Близко, жарко. Сладко. Не хочется ни отстраняться, ни отпускать. Только быть рядом всегда. И больше не пытаться сделать что-то против себя. Против них обоих.
Отвечает, сжимает ладонями ягодицы. Еще, еще... И выдыхает хрипло, кое-как:
- Одевайся. Я дам тебе пальто.
Нужно расстаться. Это ненадолго... возможно.
Робби отстраняется, непонимающе смотрит на Фергюсона. Времени мало, но оно у них еще есть.
Сжимает запястье Леона, опускает его ладонь на свой живот, ведет ниже.
- Я не хочу, чтобы тот раз был нашим единственным. Я хочу...
Чтобы ты запомнил меня. Навсегда.
- ...тебя.
Леон сглатывает, проводит пальцами. Сердце бьется быстро, кровь приливает к щекам. Жарко. Возбуждение горячее, сильное. Так только с Гордоном.
- Я... тоже. И у нас еще будет время.
Хочется в это верить.
- Сейчас его нет. Одевайся, Робби.
Рывками, быстро – пальцы Гордона дрожат. Пуговица на брюках никак не поддается. Капли скатываются с волос на руки, мокрые дорожки щекочут спину между лопатками.
- У нас не будет больше времени. Все. Ничего не будет. Мы с тобой...
Горло сжимается. Дурацкая слабость - до головокружения. Робби присаживается на край ванны, смотрит на Леона снизу вверх.
- Мы с тобой... все потеряли. Если бы ты спросил меня тогда, хочу ли я уйти за тобой, я бы отказался. Потому что все, что я знал: правила, обязательства – свое место. Но мне не было известно, как это на самом деле – быть без тебя. Теперь знаю и не хочу так.
Потянуться, пробежаться пальцами по ребру ладони Леона и сразу же обхватить крепко, сжать.
- Поэтому для меня то, что случится – лучший вариант.
По шейным позвонкам - там, где тонкий бледный шрам от чипа - холодок. Фергюсон поводит плечами, проводит пальцами по запястью Робби, гладит выпирающую косточку. Взгляд в алые глаза. Серьезно, больно... и правдиво.
- Я не спросил тебя... тогда, хочешь ли ты уйти со мной, по той причине, что ты же сам и хотел от меня избавиться. Просил отпустить, помнишь?
Холодно. В солнечном сплетении колючий комок. Ворочается с каждым вдохом, царапает иглами.
- И я знал, что ты не пойдешь за мной.
Леон сдергивает пальто со своих плеч, накидывает на Робби, стягивает на груди.
- Сейчас ты уйдешь отсюда, - ровно. - И я тебе помогу. Ты пойдешь один, я останусь здесь. И не смей мне перечить. Понял?
Гордон автоматически перехватывает полы, сжимает: ткань теплая, плотная – покалывает кожу.
- Нет. Ты уходишь, я остаюсь. Так должно быть. И нечего все портить. Или ты тут самый главный, и тебя не посмеют тронуть после того, как я сбегу? – сердце колотится загнанно, быстро.
Робби кажется, что он вот-вот задохнется: влажным воздухом, словами или эмоциями, которые вдруг преодолевают барьер наркотика, плещутся внутри. Злость, обида, нежность. Штормит.
- Ты вот это сразу решил? Тогда какого хрена заливал мне про время, которое у нас будет? Ненавижу тебя. Просто до жути.
Толкает плечом, выходит из ванной.
- Все, до свиданья, Лео. Рад был повидаться.
Леон выходит следом, сцепляет силой, не давая двинуться куда-либо еще. Поворачивает к себе.
- Я сказал, чтобы ты мне не перечил.
Внутри злость, раздражение. Гордон ни черта не понимает, что творит.
- Ты. Уходишь, - кивок в сторону окна, в стекле которого отзеркалена полупустая комната. - Туда. Я помогу, не бойся. А если останешься, то убьют и меня вместе с тобой. Ты же этого не хочешь? - усмехается.
Робби страшно. Из-за своей беспомощности. И дар здесь бесполезен. Сейчас он слишком слаб по сравнению с решимостью Леона. И слова... Не существует таких, чтобы переубедить.
- Отстань от меня, - отмахивается, отвернувшись. В глаза смотреть не получается. – Я не хотел, чтобы ты приходил. Потому что знал, что у тебя в голове родится какая-нибудь офигенная идея. Так всегда происходит. Ты не всесилен. Тебе отсюда выйти не дадут. Так что вали к Аллену, я позову охрану и скажу, что ты меня насилуешь.
- Чертов придурок.
Терпение Леона не бесконечно. Конец - вот он. Робби его смело перешагнул, позволив другу действовать дальше по-своему.
С жалобным дребезжанием стекла распахивает окно. Воздух ледяной, вечерний. Вместе с ветром в комнату залетают снежинки. И Фергюсон дергает Роберта ближе к подоконнику. Не вслушиваясь в слова и пресекая любое сопротивление, оплетает его тело невидимыми жгутами, чтобы удержать на весу - все восемь этажей.
И просто толкает Гордона в окно, успев шепнуть на ухо:
- Люблю тебя.
Робби кажется, что он падает. Возможно, это был бы лучший исход. Быстрое и легкое «все». Но нити натягиваются, и он повисает в воздухе. Барахтается как неумелый щенок в воде, но потом понимает, что Леону так сложнее. А отпустить тот все равно не отпустит. Упрямый. Люблю.
- Пойдем со мной, пожалуйста...
Негромко - не уверен в том, что вообще сказал это вслух. Сложил эту просьбу как журавлика из бумаги и отпустил по ветру, к Леону.
Ледяной ветер хлещет лицо, мокрые волосы тут же леденеют, студят голую кожу шеи. Робби пытается коснуться замерзшими пальцами невидимых канатов. Потому что это единственное, что их еще связывает.
Он сможет... сможет... Наконец-то позволить себе шептать эти слова, которые два года вспыхивали в голове каждую минуту:
- Пожалуйста... Господи, пожалуйста...
Бесконечное количество раз. Нет дара, силы, оружия. Только детская чистая вера – серебристый шлейф, длиной в восемь этажей.
От этажа ничего не остается. Только стены - исцарапанные и выщербленные как будто множеством когтей диких зверей. Длинные глубокие царапины по железобетону, капли крови, разбросанные по полу карты - Джокер ухмыляется, присыпанный серой пудрой. Ни одного пострадавшего, ни одного тела.
Леон вытирает сухие губы от осевшей на кожу пленки песка, заставляет себя дышать ровнее, медленно спускаясь по лестнице. На выходе может поджидать остальная свора, и сил должно хватить на всех. Внутри колотится, давит, тянет - чип хочет еще. Как после приема инъекции.
Щит - невидимый и твердый, от любой пули. Поэтому Фергюсон без промедления открывает двери на улицу. Холод, сугробы снега, мигающий свет фонаря. Ни солдат, ни криков, ни выстрелов.
Черный автомобиль с затемненными стеклами - недалеко от подъезда. Не разглядеть, кто внутри. Задняя дверца открывается с глухим щелчком.
- Кэп хочет тебя на два слова.
Запах одеколона, сигарет и электрического разряда в зимнем воздухе - пугает. Леон почти задает вопрос, но его опережают:
- Перестань тратить силу. Садись в машину. Нужно поговорить.
Голос... знакомый - не то слово. Заставляет подчиняться, задевая сознание - так будет правильнее. Сильный, ровный. Тот самый.
Слишком страшный сюрприз. Леон выдыхает, чувствуя, что его с легкостью обвели вокруг пальца:
- Ты?