Автор: [Chaos_Theory]
Вычитка: Motoharu
Рейтинг: nc-17
Жанр: роман
Предупреждения: ust
Статус: в процессе
Размещение: по запросу автору
От автора: для Эль-тян, которую автор очень любит и без которой второй части могло бы и не быть. И спасибо за вдохновение.
Глава_4
Каждая ночь
Будит в нас желание быть,
Желанье друг друга,
Наслаждаться и любить.
Мы лежим в постели - как приятно это чувство,
Когда не хочется вставать и одеваться, чтобы съесть завтрак.
Так лежать весь день - бесспорное безумство,
Но это лучше, чем коварство, смерть, обман
И маленький кусочек любви.
Найк Борзов
Будит в нас желание быть,
Желанье друг друга,
Наслаждаться и любить.
Мы лежим в постели - как приятно это чувство,
Когда не хочется вставать и одеваться, чтобы съесть завтрак.
Так лежать весь день - бесспорное безумство,
Но это лучше, чем коварство, смерть, обман
И маленький кусочек любви.
Найк Борзов
читать дальшеСны. Вода без конца и края переливается в солнечном свете. Почти как пруд в парке, только намного больше – не видно берегов. Тепло. Робби идет вдоль кромки по песку, закатав штаны до колен. Океан? Как в книгах из маминой библиотеки. Свобода, не ограниченная стенами. Никаких преград.
В комнате полумрак. За окном снег – белые, пушистые хлопья в теплом, масляно-желтом свете фонарей. Гордон переводит взгляд на Леона – уткнулся носом в плечо Робби. Скула и тень от ресниц на ней. И влажная, белая прядка. Роберт, беззвучно выдохнув, пропускает ее сквозь пальцы, гладит костяшками пальцев щеку. Хочется потянуться, коснуться губами виска. Так долго хотел этого. Заслужили быть вместе.
Сколько? До первой проверки. Да и кто сказал, что Леону это нужно? Неправда. Робби чувствует, что нужно. Просто теперь это уже не имеет значения.
- Лео… - зовет тихо. – Тебе пора.
Родной тихий голос. Фергюсон хочет прижаться сильнее, не отпуская, потому что тепло... так давно уже не было.
- Уже? - открывает глаза, хмурится. Потом улыбается, встретившись взглядом с Робби - и не важно, что нет улыбки в ответ. Сейчас - два года назад. Еще до того, как началась война. Ощущения близости и любви очень сильно.
Леон переводит взгляд в окно. Проспали весь день. Легкое беспокойство - как объясняться? - сменяется тихим счастьем. В первый раз были так долго друг с другом. И... не только. Скулы краснеют, и Фергюсон, закусив губу, спрашивает:
- Тебе больно?
- Нет... Да.
Леон всегда заставляет Робби чувствовать себя слабым. Улиткой, чей панцирь лопнул.
- Но… не так. Это не из-за того... что было. Я имею в виду, сейчас.
Трудно. Каждое слово угловатое, крошащееся на языке, с привкусом извести. Хотя и из-за этого больно тоже. Робби старается не двигаться. Думает о том, что это пройдет - такие мелочи, а вот ощущения: рядом, близко, внутри – останутся.
- Я... смогу сделать так, чтобы никто не обратил на тебя внимания. Где-то в радиусе трех домов.
Что-то сжимает горло, царапает. Давай прекратим. Ведь можно же… что-то придумать. Роберт сдвигает руку – всего несколько сантиметров, накрывает пальцы Леона, сжимает, не отводя взгляда.
Кого мы обманываем? Самих себя?
- Не хочу уходить, - честно.
Леон стискивает ладонью кисть Робби, тянется. Целует... Тихо. И нежность дыхания. Совсем не так, как было несколько часов назад. Сухие мягкие губы, податливые. Медленно поднимающийся и опускающийся живот... приятно чувствовать ладонью. И если передвинуть выше, по выступающим ребрам... Сердце - пульс жизни.
- Еще пару минут.
- Лео, уходи.
Так трудно.
- Для тебя эти пара минут – ничто, для меня...
Роберт выдыхает, пальцы холодные переплетены - не разорвать.
Ничего сложного. Каждый день долгие два года он делает это. Холодок вдоль позвоночника по голой влажной коже. Чип принимается за работу.
- Прости...
Никаких сожалений. Сонное равнодушное спокойствие. Осень. Ветер, лениво перебирающий пожелтевшие листья в парке. Так будет лучше. Тебе.
Все хорошо. Ничего не угрожает. Девочки из академии пьют сок, устроившись под деревом. Мальчишки гоняют мяч на лужайке. Есть только это. Все остальное – дрожь по воде затянутого ряской пруда. Прости…
Больно. Когда только начинаешь оттаивать, болезненное касание. Леон смотрит на сцепленные пальцы, разжимает, отпуская. И как будто сердце пропускает удар.
- Не беспокойся, - криво улыбается.
Поднимается с постели. Из мягкого тепла в прохладу квартиры. Не обращает внимания, как кожа покрывается мурашками. Не смотрит на Робби, одевается.
Плевать.
К черту.
Жил без тебя, и столько же еще...
- А что для тебя эти две минуты? - Фергюсон оборачивается, не выдерживая. - Если для меня они ничего не значат?
Робби прячет руку под подушку, сжимает пальцы. Пустота. Два года и две минуты. Равнозначны? То, что строил так долго, старательно, пытаясь отгородиться, закрыться. Удобный законсервированный мир. Правила, попытки закрыть глаза на несоответствия – так удобнее, не замечать. Просто отодвинуть, не верить в них. Это ничего не значит. Стена. Такая же, как окружает их город.
Гордон слышит шорох одежды и дыхание. «Она защищает нас, здесь – жизнь, там…» Хаос? Неизвестность? Слова Леона из того перечеркнутого прошлого.
- Две минуты достаточно, чтобы стена обрушилась.
Спокойно. Больно – будет потом. Через эти самые чертовы две минуты, которых Леону должно хватить, чтобы одеться и закрыть за собой дверь.
Фергюсон отлично научился сдерживать силу. От нее только рябь по воздуху, которую можно объяснить таким простым словом как «показалось».
Леон хмыкает и выходит из спальни. Бросает через плечо:
- Строй ее дальше.
Робби переворачивается на спину, смотрит, как в прихожей вспыхивает свет, скользит взглядом по фигуре Леона.
- За два года ты, наконец, позволил себе принять мысль, что у тебя на меня встает. Думаешь, этого достаточно…
Для чего? Изменить что-то? Наплевать на все? Робби не знает, как закончить свой вопрос. Так что просто садится на кровати, скрестив ноги. Тянущая саднящая боль – терпеть можно. Трет ладонью предплечья, мгновенно покрывающиеся гусиной кожей. Смотрит на тату с номером. Не стереть. Как и эти два года.
- Достаточно, чтобы понять - встает не просто так, - Леон не оборачивается, надевает сапоги, накидывает пальто.
Руки не дрожат. Только холод не снаружи, внутри. А так еще хуже.
Вдох. Больно, мать твою.
- Но тебе это не интересно, - смотрит насмешливо на Гордона. - А две минуты уже подходят к концу. Так что... - накидывает капюшон, чтобы не было видно в тени - усмешка пропадает, - есть повод радоваться, что мы больше не увидимся.
Пальцами на ручку двери.
- Лео!
Черт, ничему не научился! Босыми ногами по пыльному полу – несколько шагов. Остановиться – заставить себя - на пороге спальни.
Мало. Мне мало этого.
«Не увидимся». Снова. Привыкать.
Злость. Такая же, как в первые минуты их встречи, когда Робби хотел, чтобы пуля пробила щит Фергюсона.
Ты сам впустил его... Сам позвал. И сказать, что он пришел, разрушил все и опять уходит – прав нет.
- Чего ты хочешь? Чтобы мы встречались с тобой раз в неделю здесь? Пока кто-нибудь не узнает об этом? А есть другие варианты? Нет? И я не знаю других, - просит... опять просит. Хотя обещал себе. – Ты прав. Время вышло.
Нет. Нет-нет-нет.
Нельзя так. Невыносимо.
Еще есть...
Леон, как и перед храмом, выпускает силу. В этот раз сильнее, не позволяя Гордону увернуться. Не сделаешь ты, сделаю я. Прижимает к себе вплотную, близко. Ни одной лишней секунды, чтобы не появилось повода для ссоры.
Не сейчас.
Только быстрый взгляд в темные глаза и поцелуй. Сильный, жесткий. Как метка - ты мой - укус на нижней губе.
- Помнишь записку? - тихо, на выдохе. - Твое желание, - еще держит Робби, не желая отпускать. - Теперь будет повод исполнить его. Если не встречи, так звонки.
Робби цепляется за пальто Леона, прижавшись всем телом. Касается нижней губы кончиком языка.
- Вспомнил.
Улыбается. Пусть ненадолго, просто короткая передышка, но впервые за два года Робби может свободно вздохнуть. Дергает за капюшон Леона, натягивая по глаза.
- Я не буду ждать, Фергюсон, - отступает, прижимается спиной к стене. Плевать, что улыбаться тоже больно.
Леон фыркает, откидывает капюшон с лица.
- Не жди, я все равно позвоню, - улыбается. Легче. Гораздо легче. - А сейчас, и, правда, надо идти. Поцелуешь напоследок?
Робби поджимает пальцы на ногах, смотрит в пол, пытаясь справиться с улыбкой.
- Ты такая эгоистичная задница.
Закусив губу, понимает на Леона взгляд, манит его пальцем.
- Иди сюда.
Вилли догоняет Леона через квартал. Он и сам не знает, почему не сделал этого раньше. Просто шел следом, как на ниточке, недоумевая, зачем это ему. И только потом, когда Фергюсон вошел под своды длинной аллеи, в памяти всплыло: «Гордон».
Мальчишка напрыгнул бы сзади, но в последний момент подумал, что это может быть чревато последствиями. Слишком много народа вокруг.
- Леон, ты убил его? Убил?
Громким шепотом, возбужденно. Получается не кричать от переполняющей радости, и то хорошо.
Фергюсон резко оборачивается - хотя мозг уже понимает, что голос принадлежит Кэссэди, и что это не может быть кто-то другой, тело реагирует быстрее. И чип. Или что там вместо него... Снег взметается.
- Ты откуда здесь? - также шепотом. Цепляет Вилли за ворот куртки, чтобы не привлекать к себе внимание прохожих. - И о чем ты? - есть надежда, что мальчишка имеет в виду что-то иное. Но какая-то она слабая и хилая...
Со стороны кажется, что они просто гуляют – неторопливо, возможно лишь слишком близко друг к другу. В животе Вилли тревожно сжимается.
- Гордона. Я слежу за ним... некоторое время. Я сам хотел прикончить эту суку, но если ты… Ты ведь убил его, да? Вы вошли вместе, рано утром.
Ждать весь день, прогуливаясь между домами, было сложно. Но Кэссиди не уходил: вдруг Леону понадобится помощь. Час за часом. Тревога и попытки себя успокоить: Фергюсон выйдет, когда стемнеет.
- Следишь? - Фергюсон кусает губу.
Охренеть. И как выкручиваться?
Снег путается в темных волосах Вилли, Леон проводит по ним рукой, смахивая. Беспокойство. Вперемешку с теплом и радостью, которые отражаются на губах едва заметной улыбкой. Но ответить нужно.
- Я его не убил, - ровно, спокойно. Самая настоящая правда. Только вряд ли она понравится мальчишке.
Кэссэди останавливается, наплевав на людей, встревоженно вглядывается в лицо Леона. Сердце подскакивает к горлу. Нет, в это верить не хочется, но…
- Но…
Отступает на шаг.
- Ты же не... Зачем? Весь день! Что ты… вы…
- Успокойся, - Леон быстро думает, предполагает, как себя может повести Вилли. И вывод один - истерика.
Черт.
- Я не делал ничего, что может нанести вред РА, - тихо, чтобы слышали только они.
Есть желание накрыть куполом силы. Или утащить мальчишку в какой-нибудь переулок, где никто не пройдет. Лишь бы не здесь, где люди и существует вероятность быть пойманным. Спокойнее, Вилли...
- Пойдем, - тон голоса Леона и его взгляд серьезные.
- Я никуда с тобой не пойду, - Кэссэди задыхается, отступает еще на шаг, готовый в случае опасности броситься бежать. Хотя... это всего лишь инстинкт, Фергюсон не позволит. – Ты сливаешь информацию. Ничего, что нанесет вред? Вы кофе там пили? Ты знаешь, кто это? Знаешь, что он сделал?
Вилли выдыхает, пытается заставить себя говорить тише, сжимает пальцы в замок. Сдержаться... А рвется главное: я тебе верил, а ты... Но это так по-детски. А Вилли – не ребенок.
- Твою мать, - цедит сквозь зубы Леон. Шаг к мальчишке, рукой сжимает его плечо чуть выше локтя. Не с помощью дара же его тащить за собой - будет выглядеть слишком подозрительно. А тут похоже на то, что младший брат вздумал выпендриваться на людях.
Силой все же ставит блок на случай, если Вилли вздумает орать. И заводит, почти затаскивает в переулок. Узкий, темный, только блеклый свет фонаря призрачной дорожкой.
Фергюсон не знает, что говорить. Не представляет, как можно себя оправдать.
- Я знаю, кто он. Я знаю, за что ты его ненавидишь. И я уже сказал, что не сделал ничего, что нанесет РА вред.
Вилли вжимается лопатками в стену, теребит молнию на куртке. Вглядывается в Леона, пытаясь поймать взгляд, но лицо в тени, будто в маске. Фергюсон не мог... И тут же – а как иначе объяснить то, что ты видел?
Кэссэди хватается за предплечья Леона – плевать, если его сейчас расплющит силой, самое главное – ответ.
- Нет, не знаешь. Это даже не по его приказу случилось. Он лично убил обоих, - Вилли сжимает пальцы. – Так что лучше скажи мне, что ты у него делал.
- Трахал, - одним словом - и вся суть. Легче, чем вдаваться в подробности и объяснять, что было нечто иное... Даже если тот, кто требует ответа, всего лишь четырнадцатилетний мальчишка, который вдобавок ненавидит Гордона всей своей душой и, наверняка, еще целоваться не умеет.
Бля... О чем думает.
- Я его трахал, Вилли, ты доволен ответом? - Леон смотрит ему в глаза - сверху вниз - холодно, спокойно. Плевать уже, что будет после.
Кэссэди кажется, что он ослышался, потом что над ним просто смеются. Слова Криса о том, что Фергюсон нашел подружку и... это.
- Больше некого было?
Предал. Единственный, кому Вилли доверял после смерти родителей. Леон знал, как сильно Кэссэди ненавидит Гордона, и все равно...
- Во всем этом чертовом городе некого больше?
Если бы все было так просто. Фергюсон поднимает руку, касается замерзшими пальцами лба Вилли, зарывается в темные волосы. Как сказать? Мальчишка не понимает. Не поймет. Для него Гордон - враг. Тот, кто убил его родителей. Тот, кто, по его мнению, заслуживает мучительной смерти - как расплата за все.
А для него, Леона?.. Он сам не пробует оправдать Роберта, даже мысленно. Не достоин и судить. Но этой привязанностью - мучительной, терпкой, которая расцветает заново, оправляясь от болезни расставания - предает Кэссэди.
Если бы все было...
Прости.
- Некого, - не объяснить сейчас, когда мальчишка готов разораться и кинуться с кулаками от обиды и злости.
Вилли отдергивается, бьет по руке Фергюсона.
- Не трогай!
Гордон может управлять эмоциями, Леон просто поддался... Любой бы поддался. Отец тоже стоял и смотрел на Гордона. И улыбался. Даже когда прозвучал выстрел.
- Ты не мог... Он воздействовал на тебя. Это пройдет... Мы придумаем что-нибудь...
Десятки лихорадочных обрывочных мыслей – что делать? Он обязан сообщить Кэпу. Кэссэди выскакивает из подворотни и бросается бежать вдоль аллеи.
Леон силой, как легким осторожным тычком между лопаток, подталкивает. Придает стимул бежать быстрее. Делай, что должен. Сообщи, кому нужно.
Потому что так будет правильно.
И скорее... пока я не передумал.
Глупо делать вид, что ничего не произошло, и вряд ли это получится. Но чтобы продолжать жить дальше, как раньше, лучшее, что Гордон может сделать, это заставить себя верить, что все произошедшее было случайностью. Но это невозможно. Абсолютно. Именно по той причине, что на этот раз он знает чувства Леона. И свои. Насмешка. Почему не сканировал раньше? Идиотское благородство.
Хотя... есть ли гарантия, что Фергюсон испытывал раньше то, что есть сейчас. Если нет, не было бы тогда Робби еще хуже? Он пытался всего лишь защитить себя.
Гордон вспоминает Академию. При мыслях об Аллене смесь жгучего возбуждения и не менее сильной ярости. Я убью тебя, как и обещал.
Робби нашел видео в шкафчике раздевалки и сразу же уничтожил. Хорошо, что не обнаружил кто-то другой. Иначе Гордону точно бы не отвертеться.
Отец ничего не сказал правительству об их последнем разговоре. А Роберт, как и обещал, едва все утряслось, отдал Мэдоку все собранные в Академии данные. Потом уже было не до дара Митчелла и смерти никому неизвестного мальчишки. Слишком много смертей. Сейчас Робби думает, что неплохо было бы узнать, что же все-таки было не так с Эшли.
Гордон заставляет себя подняться с кровати, включает коммуникатор.
- Пэт, привет. Я... не отвечал, потому что...
Хороший вопрос.
- Отсыпался, - не врет. Так спокойно не спал уже очень давно. – Мне нужны данные на Эшли Митчелла. Они, скорее всего, будут в секции лабораторных исследований. Да, чип.
Роберт проходит на кухню, наливает себе виски в стакан.
- Нет, не сегодня. Завтра. Сейчас совершенно не до этого.
Бросает взгляд на часы, морщится. О, черт.
- Слушай, Патрик, не хочешь ли ты прийти сегодня на ужин? Только не ко мне, а в особняк в Безопасной зоне. Да, - смеется. – Знакомство с родителями. И с сестрой. Она дура, но... - ноющая глухая боль тянет, выворачивая, - но парням нравится. Хорошо. Я заеду за тобой.
Гордон прерывает звонок, долго задумчиво смотрит на беззвучный танец снежинок за окном. Виски проходит теплой волной по горлу.
Ничего не изменилось. Завтра мы снова будем врагами.