Автор: [Chaos_Theory]
Вычитка: авторская
Рейтинг: R
Жанр: роман
Предупреждения: ust
Статус: в процессе
Размещение: по запросу автору
Глава_5
Тихие игры под боком у спящих людей
Каждое утро, пока в доме спят даже мыши.
Мальчики знают, что нужно все делать скорей
И мальчики делают все по возможности тише.
Наутилус Помпилиус
Каждое утро, пока в доме спят даже мыши.
Мальчики знают, что нужно все делать скорей
И мальчики делают все по возможности тише.
Наутилус Помпилиус
читать дальшеПод пальцами тепло. Робби вытягивается на постели, еще не открывая глаз, понимает, что наконец-то выспался.
Накануне директор посмотрел их отчет, вздохнул и отправил искать дальше. И результаты ему нужны как можно быстрее. Это ясно. Если слухи об убийстве выползут за пределы Академии, плохо будет всем.
Роберт скользит ладонью вниз, открывает глаза. Потому и выспался, что снова перебрался к Леону, и лежит теперь, уткнувшись лбом в его предплечье. Фергюсон спит. Можно поднять руку, коснуться лба, провести легко, невесомо вдоль носа, обвести губы.
- Подъем, Лео. Нас ждут великие дела, - голос со сна хриплый, глухой.
Леон не хочет вставать. Лишь только прижимает Робби к себе. Под одеялом тепло. Просовывает колено между ног Гордона - без какого-либо намека, просто, чтобы было удобно. Обнимает за шею, другой рукой проводит по спине - снизу вверх ладонью.
- Ты иди, я догоню, - сонно.
Первой парой физкультура - это он помнит точно. Можно опоздать. Очень страшного наказания не последует. У них с Робби хорошая успеваемость по этому предмету.
Роберт жмурится, выгибаясь кошкой. За окном небо затянуто тучами – вот-вот хлынет дождь, но от ленивого удовольствия Леона внутри полное ощущение солнечного дня. Когда никуда не нужно идти и можно валяться весь день без дела. Рядом.
Гордон улыбается, но тут же вспоминает об Оливии. Это раньше время Леона принадлежало ему. Последние четыре года все по-другому. Выскальзывает из-под руки, садится на постели.
- Вставай, Фергюсон. Что ж ты такая ленивая задница, а?
Тот тянется рукой по постели, нащупывает бедро Роберта, цепляется пальцами за штаны с желанием пододвинуть друга ближе.
- Не наезжай... - бурчит Леон, едва приоткрыв глаза.
С растрепанными волосами, щурится сонно и недовольно, смотрит в окно - пасмурно. Понятно, почему ему так хочется спать. Зевает и накрывается одеялом до подбородка.
- Передай Коулману, что я опоздаю.
Настроение портится мгновенно. Робби сам для себя не может объяснить причину этому. Смотрит в почти прозрачные холодные глаза Леона.
- Передам. Хочешь подумать об Оливии в одиночестве?
Ядовитые слова. Гордон жалеет о них тут же, едва они вырываются. Чертыхается про себя, сдергивая с вешалки форму.
В груди щемит от обиды. Леон фыркает и отворачивается от него. Сон пропал, и это злит.
Почему Робби не может не думать об Оливии? Почему так относится? Это не доставляет удовольствия им обоим, тогда какого хрена?
Переворачивается на спину.
- Да. Свали уже быстрее, - после этих слов приспускает одеяло, ладонью скользит по голой груди, животу и под пояс штанов. Закусывает губу и смотрит на Гордона.
Роберт пораженно наблюдает за действиями Леона, чувствуя, как розовеют скулы. Какого черта?! Золотистый напряженный живот, длинные пальцы и… Лучше не представлять.
- Наслаждайся.
Разворачивается резко.
- Это все, что…
Заткнуться. Молчать. Гордон выходит из комнаты, дверь хлопает гораздо сильнее, чем ему хочется.
Леон морщится и выдыхает, закрывая глаза. Он не возбужден мыслями об Оливии, Робби должен был это почувствовать, но, видимо, слишком зол или плевать хотел.
Садится на краю постели и потирает лицо ладонями. Потом смотрит на часы - за две минуты ему точно не собраться. Значит, можно не торопиться. Встает и потягивается.
Сначала в душ.
Сильного дождя пока нет. Только лишь слегка накрапывает морось. Но это не мешает Коулману выгнать учеников на стадион.
Фергюсон пропускает минут двадцать от занятия. Пока переодевается около своего шкафчика, в раздевалку входит еще один опоздавший. Леон мельком бросает на него взгляд, а память автоматически, как компьютерная система, выдает имя и фамилию - Эшли Митчелл. Вздыхает - теперь он знает всех учеников этой гребаной Академии...
Эшли кидает вещи на скамейку.
Он очень надеялся, что, когда придет, в раздевалке уже никого не будет – ни с его курса, ни с четвертого. А вот нет. Здороваться и делать вид, что Митчелл знает Фергюсона, нет никакого желания. Длинная, бессонная ночь и утренний визит Криса. Впечатления от встречи с Алексисом и впервые оформившаяся мысль – все серьезно. Не игра. Будут жертвы. И слабый трусливый голосок – может не стоит ввязываться?
Митчелл вздыхает и открывает шкафчик.
Уже ввязался. Правда в этом.
Леон надевает футболку и стягивает волосы в хвост. Совсем не хочется идти на стадион и бегать по лужам: холодно. Тем более увидит Робби, а после утреннего разговора нет желания с ним пересекаться.
Захлопывает дверцу, садится на скамейку и смотрит на Эшли, пока тот переодевается.
Этот взгляд только больше раздражает Митчелла. Как на допросе.
- Чего уставился? – коротко и достаточно громко.
Возможно, так только кажется. Но сейчас любая мелочь задевает. Эшли сдергивает рубашку, шипит, когда волосы запутываются о пуговицы. Только этого не хватало.
- Мать твою!
Леон только морщится, на секунду отводит взгляд... и тут же переводит его обратно - на Митчелла. На его шею, где тонкой красноватой полоской выдает себя знакомый всем ученикам Академии шрам - между шестым и седьмым. Но, судя по личному делу, у этого парня не имеется никакого дара...
Фергюсон поднимается, подходит и, протянув руку, касается пальцами шеи под светлыми волосами - проводит по шраму.
- Откуда?
Эшли вздрагивает, дергает рубашку, шипит от боли:
- Не трогай!
Быстро натягивает футболку, вжимается лопатками в дверцу шкафчика. Металл холодный, обжигает кожу. Этот проклятый шрам. То, что Митчелл больше всего в себе ненавидит.
- В детстве упал неудачно. Не веришь? – голос дрожит от ненависти. Эшли знает, что ничего не сделает Фергюсону. Силы неравны. Также как и их положения. – А если и не так…
Все сомнения выметаются этим самым холодным осенним ветром злости. Как листья по аллеям.
- Если и не упал... В файле написано – дара нет. Остальное... Копайте, ублюдки.
Эшли, усмехнувшись, разворачивается и выходит из раздевалки.
Слишком... Это уже переходит все границы. Леон, наплевав на ограничения, успевает схватить мальчишку силой, но... как будто сквозь: не цепляется за Эшли, словно нет его. Если попробовать поймать приведение, будет то же самое.
Но Митчелл не призрак. И шрам...
Леон выдыхает и идет вслед за третьекурсником на стадион. Ветер тут же бросает в лицо холодные и мелкие капли дождя. Неудачно начался денек...
Робби замечает краем глаза обоих. Сначала Митчелла, потом Леона.
Если Эшли снова – ровная зеркальная поверхность, глядя в которую, видишь только сам себя - и это уже начинает бесить, то друг – просто таки готовый взорваться вулкан.
Гордон останавливается, чтобы перевести дыхание, проводит ладонями по волосам, но когда Фергюсон переводит на него взгляд, демонстративно отворачивается. Утром тебе было хорошо, да? А мне херово. Вот и нечего пялиться.
Леон кусает губу. Вдох-выдох. Коулман громко вещает с середины стадиона о том, что опоздавшие бегут три лишних круга. Отлично. Это поможет избавиться от навязчивых мыслей и вообще ни о чем не думать. И главное, успокоиться.
Сначала бег, потом отжимания, подтягивания – тренер гоняет студентов без передышки. Когда руки и ноги уже немеют от усталости, Коулман все-таки позволяет им взять перерыв, чтобы отдышаться перед стрельбой.
Глупая ссора. Совершенно ни о чем. На пустом месте. Робби думает об этом, пока группа спускается в подвалы Академии, стоит в очереди и получает оружие.
Наверняка, если подойти к Леону, как обычно, сказать какую-нибудь чепуху, Фергюсон подхватит, как ни в чем не бывало. Но Роберт почему-то продолжает молчать, останавливается в стороне, прижавшись спиной к каменной стене, ожидая распределения. Лео переговаривается с однокурсниками, пожимает плечами – влажная футболка прилипла к острым лопаткам, склоняет голову и в просвете прядей видно маленькую ямочку на шее. Робби, закусив губу, отворачивается, поводит плечами. После улицы здесь особенно неуютно – холодно, тело вмиг покрывается зябкими мурашками. Сейчас бы переодеться и в комнату под одеяло. Но идеальный солдат не должен быть мерзлявой девочкой. Поэтому Гордон только трет предплечья ладонями, опускает взгляд, ожидая, когда Леон подойдет сам.
Фергюсон замечает, что друг стоит в отдалении от остальных учеников. Убирает выбившуюся прядь за ухо, улыбнувшись однокурсникам, и, вздохнув, делает шаг по направлению к Робби. Не любит ссоры. Особенно с ним.
- Скучаешь, Гордон? - Крис появляется как будто из ниоткуда, усмехается, глядя на расстроенного Роберта. Замечает, что Фергюсон не так далеко, хмыкает и опирается рукой о стену рядом с головой эмпата, встает напротив, спиной к телекинетику.
Леонард замирает на полпути, чувствуя, словно его... обманули?
Связь. Когда ты рядом с человеком столько времени, уже даже не нужно пытаться специально сканировать его – ловишь, нехотя, отголоски эмоций. Как сейчас – наотмашь, пощечиной. Роберт опускает глаза. Что проще? Сказать - нет, Лео, на самом деле все правильно. Я не могу всю жизнь цепляться за тебя. Но вместо этого всегда, в итоге, только злость и необходимость отсечь от всего мира.
Робби скользит взглядом снизу вверх по фигуре Криса, заметив потемневший след на шее, ухмыляется:
- А ты представитель фирмы развлечений?
Отталкивается от стены, идет в конец коридора.
Леон отворачивается, не глядя больше на друга и Аллена. Встает в одну из секций и заряжает пистолет. Пальцы не дрожат. Почти. Не в первый раз же... Но раньше не было... так. Настолько, что Леон ощущает - до Робби не дотянутся.
Все должны выполнить норму по стрельбе. Двадцать патронов - двадцать попыток. Фергюсон расстреливает все. Разом. Отдача бьет по мышцам - не замечает. Как и того, что стальные балки прогибаются, а мишень рвется, но не от пуль.
Роберт чувствует вибрацию воздуха, и холодок, пробегающий по телу. Стреляет, почти не целясь. Впрочем, он достаточно хорош, чтобы не промазать. Когда твой дар такой неоднозначный, совсем ненадежный, когда дело касается войны, приходится полагать на оружие. Робби это знает отлично.
Взгляд Криса – в спину. И смутные неясные эмоции, расплывающиеся пятном по поверхности. Гордон сам не может понять, что чувствует Аллен. Пытается абстрагироваться от чужого присутствия, поворачивается, равнодушно пожав плечами, бросает.
- Твоя очередь. Удачи, деточка.
Крис улыбается и тут же толкает Робби к стене. Прижимает как тогда, в душе, и приставляет пистолет дулом под подбородком однокурсника, запрокидывая его голову. Плевать даже на то, что в этот раз они не одни.
- Спасибо за напутствие, - касается губами беззащитной шеи.
И ощущает толчок, который заставляет Аллена отстраниться от Роберта. Сильный, почти болезненный - не человеческий, потому что рядом никого. Но в другом конце зала сдает оружие Леон, мельком бросает взгляд на них. И идет к лестнице.
Роберт растерянно моргает, почувствовав холод металла на своей коже и следом – горячее, влажное, от чего его словно встряхивает. Хочется отпихнуть, ударить... Но не успевает. Чувствует хлестнувший плетью сгустившийся воздух – упругий, вибрирующий. И пахнущую озоном злость Леона.
- Ублюдок.
Сказал бы больше, но нет времени. К ним уже торопится Коулман.
Да и сейчас главное другое.
Робби сдает оружие и выскакивает из зала.
Крис смотрит ему вслед как-то задумчиво, потом морщится от нотаций тренера и встает в отсек.
Коридоры Академии пустые - занятия пока что не кончились. Леон даже рад, что нет никого из учеников. Спокойное одиночество. Охрана не в счет.
Слышит шаги за спиной - отдаются мягким эхом от стен. Оборачивается на ходу и, хмыкнув, снова переводит взгляд вперед, не останавливается. Злость вперемешку с обидой - стягиваются в крепкий узел. Как ребенок...
Робби сосредоточенно хмурится, пытаясь понять, что вызвало такой коктейль эмоций. Интуиция настойчиво подсказывает, что виноват опять он сам.
Когда до Леона остается два шага, фыркнув, напрыгивает, обнимая за шею.
- Какого черта ты…
Тут же осекается, понимая, что это не самое лучшее начало.
- Что случилось, Лео?
Фергюсон охает и останавливается, сжимает пальцами запястья Робби. А, действительно, что? Подумаешь, день не заладился, но почему друг должен страдать из-за него? Можно все спихнуть на обстоятельства и утро. Хотя... так будет не правильно.
Поворачивается к нему.
- Я...
Это ревность. Догадка удивляет самого Леона. И все встает на нужные места, иначе бы он не почувствовал ничего подобного в подвале. Банальная ревность и собственничество. Потому что друг с самого детства. Сказать так Робби? Если хочет знать...
- Я разговаривал с Митчеллом, - совсем не то. - У него на шее точно такой же шрам, как и у нас.
Ладони соскальзывают с плеч Фергюсона, Роберт отступает на шаг. Первое, что приходит в голову. Смесь надежды и недоверия. Слишком ярко.
- Нам говорили... что от этого нельзя избавиться.
Шаг за шагом. По коридору. Тут же усилием воли спрятать, погасить этот всплеск.
Леон идет за ним. Смотрит на затылок Робби, догоняет.
- Говорили. И предоставляли доказательства... - замолкает. Кусает губу.
Если Эшли тот, кто смог избавиться от чипа... Если все так... Наверняка, он не один. Не первый. Для Гордона - это надежда.
Что еще будет?
Они, не сговариваясь, направляются по коридору в левое крыло. К лазарету.
Футболка неприятно прилипает к лопаткам Роберта. Холодно. Звуки шагов в коридоре, отражаются от каменных стен, балок и перекрытий, многократно усиливаясь.
- Мы могли бы проверить списки… всех, кто был в лаборатории. Но придется обратиться к отцу.
Робби заставил себя не думать, как это быть отдельно от чипа. Без постоянного гула, тошноты по утрам, как у вечно беременной девки, и головных болей. Обычный. Как, допустим, Аллен.
- Но ты ведь разозлился не из-за Митчелла?
Улыбка – лукавая, полная нежности. Прежде чем войти в кабинет.
Леон прикрывает глаза, выдыхает, чтобы не покраснеть. От Гордона не скрыть эмоции - их яркость и силу. Он сам может разобраться в том, из-за чего вспылил друг. И явно уже знает...
Им выдают на руки два шприца. С ровно отмеренной дозой лекарства. Ни больше, ни меньше. Подписываются каждый напротив своей фамилии, подтверждая, что все получили, и выходят из кабинета. Теперь - в свою комнату.
- Чего к тебе Аллен клеится? - Леон чертыхается про себя. Что-то сегодня не то срывается с языка.
Первым делом Роберт сдергивает футболку, садится на кровать.
- Ты у меня об этом спрашиваешь?
Фыркает, пальцы вновь непроизвольно касаются потемневшего следа на шее.
- Может быть, просто хочет любыми способами доказать свое алиби?
Робби нравится смотреть на Леона. Тем более что растерянный и сбитый с толку друг – такая редкость. Улыбается, откидывается на постели, опираясь на локти, разглядывает в наглую, не отворачиваясь.
- Может... – Леон замечает след от укуса. – Кто тебя цапнуть успел? – снимает футболку, кидает ее на спинку стула и вытягивается на своей кровати. После тренировок тело наполняет приятная усталость - мягкая и теплая. Закрывает глаза. – Тоже Аллен? - на губах усмешка, а сердце, запнувшись, чуть ускоряет бег.
Леонард распускает волосы и переворачивается на живот, обнимая подушку. Смотрит на Робби.
Первый порыв Гордона – закрыться. Но секунду спустя, он выдыхает, улыбнувшись, тянется к Леону, пропускает сквозь пальцы тяжелые пряди.
- Крис очень хотел показать мне все прелести библиотечных развлечений.
Зачем дразнит? Нравится, когда Леон принадлежит только ему. И когда он сам – все, что есть у Леона. Так было. Сейчас все по-иному. Но Гордон скучает по времени, когда мир был размером с лабораторию, устроенную в бывшем детсаду. Страшный, стерильно-чистый дом.
От ощущения тонких теплых пальцев хочется выгнуться и зажмуриться. Нежное удовольствие растекается по телу. Фергюсон смотрит в потемневшие глаза Робби, а потом поворачивает голову, потираясь о ладонь щекой.
Не хочется говорить об Аллене. Он лишний. Когда они вдвоем даже Оливия лишняя. Это... так правильно.
Несколько минут на душ, потом - еще урок. Математика. Но парни, не сговариваясь, остаются в комнате. Волосы еще влажные, на спине - капли воды.
Леон берет со стола тонкий шприц, снимает колпачок с иглы. Почти традиционный момент. Если есть дар, есть и проклятье. Древняя мудрость. Из-за чипа организм истощается - теряются силы, и человек умирает. Не сразу, конечно... Постепенно. Поэтому есть возможность помочь себе остаться в живых - ввести препарат.
- Робби, иди сюда.
Гордон справился бы и сам. Но это тоже своеобразный ритуал. С того времени, когда он и рукой пошевелить не мог, а организм не принимал ничего. Он и сейчас сопротивляется. Скорчив страдальческую рожу, Роберт подходит к другу.
- Поиграем в доктора?
Пальцы цепляют домашние хлопковые штаны за пояс, чуть приспускают на бедра плавным движением.
Игла входит под кожу привычно – боли почти нет, только тянущее ощущение, когда раствор расходится по телу, растворяясь. Поддерживая жизнь.
- Как меня это достало, честное слово!
Леон фыркает и смеется. И от ссоры не остается следа. Вкалывает лекарство себе самостоятельно, кладет шприц на стол и толкает Робби на кровать.
На коже выступают мурашки, следом – дрожь по телу. Во рту становится сухо, и губы стягивает как будто пленкой. Чувствительность повышается, словно нервные окончания прорастают через кожу... Любые прикосновения - болезненно-приятные.
Это скоро пройдет.
- Каждый раз... лаборатория вспоминается, - Леон дышит тяжело. Проводит ладонью по спине Гордона.
Да. Так и есть. И это не лучшие воспоминания. О комнате с высоким плохо побеленным потолком, идущим трещинами. В первые послевоенные годы не до этого. Главное – сохранить власть и хрупкий, готовый вот-вот вновь расколоться мир. О кроватях – узких неудобных, каких-то сиротских, словно из католического приюта, с металлическими спинками. Но если бы не было этого, не было бы и Леона. И первой после бесконечно-долгого времени улыбки Роберта. Возвращения к жизни.
Прикосновения к позвоночнику легчайшие. Во рту пересыхает. Робби двигается ближе, прижимается щекой к шее Фергюсона, бездумно гладит его плечо, пробегает пальцами по предплечью, очерчивая округлые мышцы.
- А мне всегда хочется тра… секса, - усмехнувшись, выдыхает, касаясь губами влажной теплой кожи.
Леон тянет его за прядки - легко и не настойчиво.
- Мне тоже, - прикрывая глаза, ожидая, когда прекратится побочное действие.
Кожа Робби горячая, мягкая, влажная... И оттого, что они так сильно прижимаются друг к другу, становится жарко. Колени неудобно упираются... А хочется поваляться в полном комфорте.
- Раздвинь ноги... – лениво просит Леонард.
Роберт приподнимает голову.
- Лео?.. – то ли вопросительно, то ли умоляюще. Произносит имя растеряно, слабо, с совершенно-детскими, беззащитными интонациями.
Внизу живота покалывает – будто сотни тонких иголочек.
Робби съезжает по кровати ниже, не отводят взгляда от Фергюсона и покорно разводит колени.
- Штаны снимать?.. – выходит почти насмешливо, обыденно.
Леон чувствует, что что-то не так. На предложение Роберта только усмехается:
- Если слишком жарко...
Упирается локтем в кровать, приподнимаясь. Губы пульсируют от притока крови, выдавая желание прикоснуться. Леонард нависает над Робби. Светлые пряди обрамляют, соскальзывая с плеч. Проталкивает колено меж раздвинутых ног и, не отрываясь, смотрит в бордовые глаза...
- Не поверишь... целоваться хочу.
Смотреть снизу вверх, чувствуя себя вдруг хрупким и слабым. Не Гордоном, обладающим даром, способным убить солдатом. А тем тринадцатилетним Робби, вздрагивающим от звука своих шагов. И это… возбуждает так, что дыхание перехватывает. Прав, хочется… очень.
Если смотреть так дальше, можно провалиться как в туман, потеряться.
- И я… - шепотом.
Моргает, закусывает губу. Это всего лишь реакция тела.
- Давай сбежим? Я знаю место, где нас не запалят, что мы сидим в баре в учебное время.
Леон выдыхает и отстраняется от Гордона. Тело перестает реагировать так сильно на раздражители, остается только переполненная силой оболочка - вот-вот лопнут тонкие хрупкие стенки. Взбудораживает...
- Давай, - кивает, убирая упавшие на лоб прядки. - Только еще нужно будет пройти мимо охраны.
Фергюсон поднимается с постели. Хочется лениво выгибаться и царапаться как кошка. Энергия через край - нужно спустить часть. А предложение Робби очень кстати...
Вот и все. На своих местах, как и должно быть. Гордон наблюдает из-под ресниц за движениями Леона.
- Пройдем. Не первый раз.
Академия только кажется величественным, несокрушимым кораблем. Это лишь видимость. На деле, она изнутри изгрызена, испещрена ходами и тайными норками. Возможно, из-за них цитадель и рухнет однажды. И убийство мальчика – только первый шаг к этому. Но не сейчас.
Роберт поднимается с кровати и говорит:
- Только прежде я схожу в душ.
Тело дрожит – влажное, горячее – требуя, смывая напрочь слабый голос, твердящий, что это все ненастоящее.
- И попробуй сказать, что я там уже был.