Приветствие!

Aki Mirai, добро пожаловать!
а мы тут пьем...

@темы: приветствие, ПЧ

---

Приветствие!

приятно видеть новые лица )
 Cherry tree, добро пожаловать))

@темы: приветствие, ПЧ

---

«Слепые мыши не видят западни», гл.1

Так-с ну собственно... вот оно... новое.
Приятного чтения.

Название: «Слепые мыши не видят западни»
Автор: [Chaos_Theory]
Вычитка: авторская
Рейтинг: R
Жанр: роман
Предупреждения: ust
Статус: в процессе
Размещение: по запросу автору

Свобода - это когда
грызешь веревку зубами.
Свобода - соль простыней,
обмотанных вокруг тела новой победы,
измученной кашей признаний.
Свобода - шум лифта ночью
на кухне - свет, не от свечи, зачем? -
просто для чтения книг.
Свобода - это когда ты ничей
ни в чем, нигде, ни зачем, никуда,
ни во что, никогда.
Свобода - это деревянный шест,
ломающийся в руках на высоте
семь метров и еще чуть-чуть,
это пот на лбу, на висках,
это забытое слово "забудь",
это улыбка "да",
это изумрудная чистота
и вопрос: - Почему буквы вдоль
белого листа черны?

Ночные снайперы

Глава_1

Three blind mice. Three blind mice.
See how they run. See how they run.
They all ran after the farmer's wife,
Who cut off their tails with a carving knife,
Did you ever see such a sight in your life,
As three blind mice?
Folk Song

Он умер не вовремя. Хотя, возможно, не вовремя и родился. Его имени никто не помнил, его ни один человек не смог опознать по фотографии. Его фамилия не значится в реестрах, как известных довоенных родов, так и новой аристократии. И все-таки кто-то его убил… Зачем?
Распотрошил как тушку зверька, упаковал в полиэтилен и выставил, словно на витрину, на ступени главной лестницы холла. Вызов. Дерзкий и отчаянный. Самим основам – неприступным серым стенам Академии.
Мальчик с третьего курса. Сирота. Жертва войны, которой комитет ветеранов оплачивает обучение. Оплачивал…
Так кому же эта серая мышка перебежала дорогу?
Робби зевает, сметает рукой фотографии и списки учеников. Суббота… Сегодня суббота, а они вынуждены с утра сидеть в кабинете и вести нудные однообразные опросы.
- Леон, - тянет лениво. – Мы закончим до вечера, а? Их еще много?
- Самая малость осталась - человек двести, - устало отвечает. - И почему у меня ощущение, что это не принесет пользы?
Сейчас бы в город, а не просиживать свою задницу в Академии.
Смотрит на Робби - того тоже все достало за этот мучительно долгий день. И кому вообще понадобилось убивать студента именно в вечер пятницы? Что это был за злодей? Тем более мальчишку, у которого талант только воду кипятить. Грубо говоря...
- С даром кипятильника я бы тоже убился... - Леон хмыкает и силой мысли поднимает с пола все бумаги.
Робби протягивает руку, раскрывает ладонь, на которую миг спустя аккуратно ложатся листы, улыбается.
- Леон, ты страшный сноб, знаешь? А еще в высокомерии обвиняют нас, - пальцами ровняет стопку, берет первое досье, зачитывает. – Следующий - Крис Аллен, - тут же поднимает лукавый взгляд. – А как же – жертва был тоже человеком, чувствовал, дышал и прочее-прочее? Может быть, у него тоже была подружка. Как у тебя, заметь. А ему… - кусает губы, хмурится, заглядывая в дело. – Просто взяли и с какого-то черта перерезали вены, располосовали всю спину, выдрали чип и выпустили кровь. И он уже никогда не скажет ей, как он ее любит. Кстати, мы завтра идем ко мне на обед? Все в силе?
- Ой-ой... - блондин с улыбкой морщится. - Подружка этого несчастного погорюет пару дней... - задумчиво изучает потолок, - ну или недель, а потом - опять любовь, опять романтика, опять трах.
Встав с кресла, Леон подходит к компьютеру. Набирает пароль и через систему просит явится одного из учеников.
Наверняка, все не рады: сидят в общежитии, ожидая своей очереди из-за смерти мальчишки. Те, кого успели опросить, пока что не имеют права выйти за пределы Академии.
- Сейчас придет этот... - заглядывает в досье, перегнувшись через стол, - Крис Аллен. А про обед я помню, - переводит взгляд в вишнево-красные глаза Робби - последствие лабораторных экспериментов. - Надо же будет расслабиться после этого ужасного дня хоть как-то.
Роберт Гордон рывком поднимается с кресла, проходит мимо друга, задевая его плечом, останавливается у окна – пальцы обхватывают подоконник.
- Расслабляйтесь потише, - голос ровный, как слой едва выпавшего чистого снега. – Дом большой, конечно. Но слышимость отличная. Проблема старых домов – все их обитатели всегда хотели быть в курсе припрятанных скелетов в шкафу. Проблема древних родов – этих скелетов всегда было слишком много.
Усмехнувшись, касается кончиками пальцев стекла. Голова болит – противно, муторно, кровь тяжело пульсирует в висках. Скорее бы все закончилось.
За окном серые каменные корпуса Академии, футбольное поле с идеально подстриженной травой, парк и черепичные крыши складских помещений, краснеют среди желтеющей листвы грибными шляпками. Робби дергает на себя раму, впуская в кабинет холодный осенний воздух.
- И ведь Маккефри даже не подумает простить нам контрольную по истории.
- Не напоминай. У меня с ним плохие ассоциации.
Леон подходит и закидывает руку Гордону на плечи, приобнимает, тоже глядя в окно.
Оба устали, а впереди еще много работы. Самые ответственные и наиболее сосредоточенные на деле ученики Академии. Выпускники, будущее которых расписано по дням уже после вручения дипломов.
Тошнит.
Еще с минуту Леон изучает пейзаж за окном, а потом оборачивается на дверь - стучатся.
- Быстрее уже заходи, - получается почти презрительно и далее, даже не глядя на вошедшего. - Имя, фамилия, курс. И что ты делал в пятницу вечером.
Падает обратно в кресло и только после этого уже смотрит на ученика: высокий, волосы короткие, черные, глаза голубые, черты лица резкие, губы тонкие... Запоминать каждого - дело трудное. Даже на компьютерную базу данных полагаться нельзя - вскроют как консервную банку, если прижмет.
Робби можно даже не оборачиваться на курсанта. Он продолжает изучать бегающих за мячом первокурсников, а когда вошедший начинает говорить, и вовсе закрывает глаза. Все, что нужно – фактическую сторону - зафиксирует Леон. Его задача другая. Привычно, чувствуя, как начинает бесноваться внутри боль, сканирует. Имя… Крис Аллен… Спокойно. Ровная ленивая усталость. Курс? Четвертый. Надо же, они одногодки, а Робби его совсем не помнит. Эмоции – ровное гладкое поле… Главное, не увязнуть в нем, приблизиться ровно настолько, насколько нужно, чтобы почувствовать фальшь или скачок… Что делал в пятницу вечером? Гордон вскидывает брови, удивленно поворачивается к курсанту. Тепло… Волнение и ожидание… что ли? Не слишком сильно, но для Робби это весьма ощутимые изменения.
- Что делал в пятницу вечером? – повторяет он вопрос Леона.
- Был в библиотеке, - отвечает Крис спокойно.
Сейчас парень не должен чувствовать, что его сканируют, наверняка.
Леонард Фергюсон наблюдает за ним внимательно. Никаких внешних признаков волнения, испуга или растерянности. Но Робби явно что-то чувствует - это подталкивает использовать силу, выделенную начальством до определенного уровня, чтобы заблокировать все возможные выходы из кабинета. Не составит сложности и удержать этого ученика. Главное - не переломать кости.
- Засиделся там допоздна? - не отводя от него взгляда, продолжает следить за внешней реакцией. Хоть что-нибудь покажет?
- Можно сказать и так.
Робби задумчиво кусает губы. Удовольствие?.. С легким оттенком… чего? Странные эмоции для библиотеки. На что это похоже? Мысленно сравнивает состояние курсанта, подгоняя под разные ситуации. Это похоже на то, что перед тобой палитра красок с названиями. А в руках лоскуток. И ты должен найти соответствие. Вряд ли парень лжет. Робби позволяет погрузиться чуть глубже – в животе начинает приятно покалывать… как будто играешь на самом краю. И боишься, что тебя застукают. И это чувство… это…
Гордон, усмехнувшись, поворачивает голову и задает короткий вопрос:
- Один?
Леон смотрит уже с интересом. Что ж там такое было?
- Нет, - после паузы говорит Крис. - Со мной был Эшли Митчелл.
Забавно. Робби точно помнит, что этот самый Митчелл сегодня уже через них прошел. И ничего подобного в его показаниях не было.
Первокурсники внизу дружно завопили, резким громким криком раздирая тишину Академии. Потом их научат вести себя подобающим образом. Внушат, что проявление эмоций чересчур явное и откровенное – непристойно, и просто недопустимо для элиты, которой управлять государством. Долбаные правила. Гордон соскальзывает с подоконника, подходит к столу, бросает взгляд на Леона. Все?
- Можешь идти, Аллен.
Слишком глубоко. Слегка потряхивает. Так просто перепутать, где твое, а где чужое. Внутри все еще эта радость – устроить гадость и не быть застуканным. Робби смеется:
- Оказывается, в библиотеке можно испытать столько удовольствия.
- Серьезно? - Леон улыбается. - Может, они там отыскали интересную книжку. Как думаешь?
Прикрывает глаза и лениво расслабляется. Поскорей бы уже все это закончилось.
- Если подумать, он мог с удовольствием и мальчишку того шинковать, - задумчиво прикидывает в уме Фергюсон. - Каким же нужно быть уродом, чтобы с наслаждением не просто убить, но еще и поглумиться. Или это не то? - чуть расслабляет галстук.
Робби весело. И плевать, что он понимает – это не его. Чужое, принятое на себя. А осталось ли вообще что-то свое? Гордон садится на край стола, внимательно смотрит на Леона.
- Ммм… Может быть. Но тогда потрошить его было… очень забавно. Правда, с равной вероятностью, они могли втайне от смотрителя резать переплеты и склеивать странички, - цепляет узкий галстук Фергюсона, тянет к себе, старательно пытаясь сдержать улыбку, кусая губы. – Сам посмотри. Прости, сейчас тебе станет… странно.
Почти абсолютная власть. Упоение силой – заставить чувствовать то, что нужно ему. Но не в случае с Леоном. Сейчас это скорее необходимость, на грани с острым чувством вины. Эмоции, как серебристая лунная пыль, которую Робби осторожно сдувает с раскрытой ладони. Дыши…
- Что...
Поначалу Леон теряется, но тут же ощущает... приятное... Зарождается – тепло где-то в животе и легкое покалывание в кончиках пальцев. Не может отвести взгляда от глаз Робби, цепляется рукой за край стола. Возбуждение и чужое, но как его собственное удовольствие. Не отличить.
Не позволяет отдаться этим эмоциям только то, что было предупреждение. Фальшь.
- Это... в библиотеке было? - на выдохе.
Почти больно: видеть, как Леона ведет, глаза темнеют, и до Робби, как бы он не закрывался, доносятся отголоски удивления и удовольствия. Не отличишь. Он кладет ладонь на плечо, мягко сжимает.
- Ну… что-то, что вызывает такие эмоции.
Гордон отстраняется, тянется к пачке «обработанных» досье.
- Но либо они были односторонними, либо Аллен соврал, либо… - Робби сосредоточенно пробегает взглядом по строчкам. - Митчелл у нас уже был. И ничего подобного…
Отрывается, бросает взгляд на замершего Леона.
- Перерыв, да? Бойся меня. Будешь плохим мальчиком – заставлю тащиться от Маккефри.
- Ты подлец, Робби, - у Фергюсона получается даже улыбнуться. - Оливия будет не рада такому...
Дышит ровно, глубоко, стараясь утихомирить - чужое - желание, все еще отдающееся сладостными покалываниями внизу живота. Никакой другой возможности. Женская Академия в другом конце города, да и вообще отметается, в город можно будет выбраться только вечером, Оливию увидеть - завтра, а оставшийся вариант...
Леон морщится - до такого еще не дожил. Встает на ноги и поправляет форму.
- Пошли отдыхать. Меня уже тошнит от этого нескончаемого допроса.
Комната стандартная, как и у других, на каждого курсанта кровать и стол. Им повезло разве что с видом из окна. Первым делом Робби дергает раму, глубоко вдыхает свежий сладковатый запах листьев и пожухлой травы. Парк небольшой, с редкими деревьями и заросшим ряской прудом, но это лучше чем вид на арку главного входа.
- Голова болит, - вытаскивая из кармана пачку сигарет. Еще одно преимущество, можно иногда позволить себе курить прямо в комнате, не ныкаться по туалетам.
Закончить допросы придется и как можно скорее. Гордон понимает причины такой спешки. Директор хочет избежать шумихи. Это ненужная слава. И будет совсем лишним, если правительство пришлет комиссию. Значит, просто придется пораньше вернуться сюда в воскресенье. Чтобы подготовить отчет. От выходных он точно не собирается отказываться.
- Я в душ, а потом в город. Ты со мной?
- В душ? - Леон улыбается и чуть прикрывает глаза, в очередной раз потягиваясь, и стягивает галстук - душит.
Пока еще есть время до переклички.
В десять вечера обязательная проверка, все должны быть в своих комнатах. Тот мальчишка решил прогуляться на ночь глядя, видимо, уже после отбоя. Не повезло. С любым другим учеником курсом старше такого бы не случилось, потому что в Академии обучают нападать и защищаться. Тем более, если есть чип...
Фергюсон задумчиво потирает шею, прощупывает позвонки - на коже небольшой шрам, как раз около седьмого шейного. Хмыкает. И снова улыбается.
- Не боишься вырубиться сегодня на самом интересном? - стягивает волосы в хвост, глядя на Робби.
От дыма во рту разливается легкая горечь. Боль притупляется, словно ил речной вновь оседает на дно. Но это вряд ли от сигарет. Спокойствие, скорее, заслуга Леона. Робби отодвигается от окна – еще не хватает, чтобы с улицы заметили.
- В душе я справлюсь как-нибудь сам, - усмехнувшись. Переталкивает сигарету языком в угол рта, щурится. – Думай об Оливии и делай домашнее задание. Как прилежный мальчик, - смеется.
Леон не пойдет, это заранее известно. Робби приближается к другу, резким движением сдергивает с его шеи галстук – шелк ложится на ладонь черной тонкой змеей. Движение – и она обвивается вокруг шеи Леона, Гордон тянет к себе за концы ленты, притягивая почти к самому лицу.
- Нужно всегда поступать правильно, да, Леон?
Ткань давит на шею, и Леон делает шаг вперед. Смотрит в глаза - алая радужка завораживает. Вместе с цепким взглядом выглядит даже очаровательно дико. В самую душу, впиваясь, лениво царапая, но не отпуская.
- Смотря, что ты понимаешь под словом «правильно», - отвечает, усмехнувшись. - До переклички еще четыре часа, - вытягивает концы галстука из пальцев Робби. - Так что можешь не торопиться. В душе. И, так и быть, мешать не буду.
Тепло. Удовольствие, чуть смазанное легкими мазками раздражения - эмоции Леона поверхностно, не вторгаясь, не причиняя боли, скользят по сознанию. Робби, улыбнувшись, отступает.
Если быть рядом дольше можно, не отдавая себе отчета, начать передавать то, что чувствуешь сам, внушая и изменяя. А этого совсем не хочется. Пусть останется все, как есть. И то, что испытывает Фергюсон, не будет иметь в качестве причины дар Роберта Гордона.
- За четыре часа я успею утонуть. Придешь меня спасать?
Отгородиться – отвлечься. У Робби не так уж и много близких людей. И важно, чтобы хотя бы с ними связь была не фальшивой, выстроенной по его желанию.
Тушит сигарету, достает из шкафа чистое полотенце.
- Обязательно, - смеется Леон.
Робби уходит. Дверь комнаты легко и тихо захлопывается.
Фергюсон кидает галстук на изголовье кровати и подходит к окну. В комнате еще чувствуется запах сигаретного дыма, поэтому открывает окно пошире. А завтра - светлое событие за всю эту неделю - встреча с Оливией.
Улыбается и касается кончиками пальцев стекла.

@темы: blind_mice, original

---

Приветствие!

Привет, cads
и Kuts
Знаю-знаю откуда. Располагайтесь.
Продолжаем пати? *заглянув в стаканчики мальчиков* ну вроде как вино. Как заказывали))

@темы: приветствие, ПЧ

---

Приветствие!

А у меня еще одна новая ПЧелочка )))
Привет,  rusara!

@темы: приветствие, ПЧ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Трахни меня/nc-17/original

Небольшое предисловие
Во-первых, я жифф.
Во-вторых, написана последняя глава ТМ.
Да, была пьянка по поводу этого) подробный *или не очень* пост будет позже ^^
но теперь я с вами))) и новая *последняя* глава.

Предупреждение: только авторская вычитка. Бета тут и не валялась.
Если все-таки бета хочет тут поваляться, мне будет очень радостно )

Глава_8

Напои меня страхом, напои меня болью,
И мы назовем все это любовью
БиоПсихоз

Февраль, 24. Москва.

Повода беспокоиться не было. Микки пытался убедить себя в этом все утро. Несколько часов с того момента, как Джоуи ушел, почти беззвучно притворив за собой дверь. Чтобы не будить. Если бы Микки спал. Если бы мог не волноваться. Сердце колотилось как сумасшедшее, пока Джоуи собирался. Хотелось поднять голову с подушки, позволить сорваться словам: «Не ходи. Давай уедем».
Прошлым вечером они так и не поговорили ни о матери Микки, ни об их общем будущем. Точка отсчета которого должна начаться после того, как Джоуи вернется. Если…
И сам себе: никакого «если».
Открытка с видами какого-то европейского города и нервные скачущие строчки. «Мэтью, если это письмо дойдет до тебя. Я искала тебя». Дешевая мексиканская мелодрама. Искала бы – нашла. Не средневековье, право слово. Микки жил в этой квартире полгода. Ни разу никто не поинтересовался, почему он здесь один. До тошноты не хотелось к ней. Но либо он поедет добровольно. Либо – разбирательство и суд. И Джоуи его все равно не отдадут.
Микки сунул наушники в уши, врубил музыку на полную громкость, стащил с полки книгу и перевернулся на живот. «История инквизиции» - отлично попал. Усмехнувшись, достал из футляра очки в узкой металлической оправе и открыл первую главу. Он не помнил, когда в последний раз держал в руках печатную книгу. Запах бумаги и типографской краски – столько воспоминаний о мире, который он создавал для себя. В котором все было возможно. Это тоже закончилось три года назад в той ванной. После этого Микки предпочитал читать с экрана ноутбука и исключительный холодный стильный киберпанк.
На улице спокойно и по-утреннему морозно. И как-то тихо...
Джоуи стоял, облокотившись на автомобиль, и курил. Мысли - клубки разномастных образов - нити переплетались, стягивались, в глазах рябило от разнообразия цветов. Стараясь разобраться в чем-то одном, только еще больше запутывался. Домой пока не шел, хотя до подъезда метров сто. Странно, что он начал называть это место "домом". И тут же оправдал себя - дом там, где Микки.
Чертова банальщина! Так ведь не бывает. Из-за одного человека ничего не может поменяться.
Сплюнул, потушил окурок и поправил перчатки - пальцы немного замерзли.
Завтра уже ничего этого не будет. Ни разговоров с Микки, ни ощущение его тепла. Без насмешек и откровений, ссор и захлестывающего с головой возбуждения. Не будет... жизни. Останется только протяжный писк аппарата жизнеобеспечения. Да и его вскоре не будет слышно.
И снова тишина. И тупая боль...
Без тебя сложно...
Джоуи сунул руки в карманы пальто и направился к дому.
Пока есть время - есть жизнь.
Микки не слышал, как открылась дверь, продолжая перелистывать страницу за страницей, и энергично болтал ногами в ритм орущей музыке. Непохожесть… Уничтожить только по причине того, что он не такой как ты. Что изменилось? За столетия истории. Совершенствуется только способ убийства.
Его причина была другой. Напротив – слишком похожи. Тоже вполне себе весомая. Но Микки не хотел думать и об этом. «Было за что», - отмахнулся, затыкая совесть.
Слишком мало времени. Чтобы быть вместе. Возвращайся скорее… Я ни о чем тебя не спрошу.
Джоуи тихо снял пальто, разулся. И просто стоял на пороге комнаты, прислонившись к дверному косяку. Смотрел на Микки, пока тот его не замечал. Любовался. В первый раз видел его в очках. Довольно мило... С тоскливой болью в душе чувствовал, что завтра этого подростка уже не будет с ним.
Заберут. Горло перехватило.
Джоуи неслышно прошел до кровати и осторожно сжал руками тонкие лодыжки, останавливая. Заметил, что собственные кисти все еще в перчатках - без пальцев, на заклепках.
Микки вздрогнул, почувствовав прикосновение. Стащил наушники, замер, не оборачиваясь. Запах металла, пороха и февральского ветра. Запах, от которого в животе все оборвалось – как на Американских горках во время мертвой петли.
Лгал себе. Весь этот долгий день. Что не ждет и не волнуется. Все время, фоном одна мысль, пульсирующая – то яркая, то затухающая, но никуда не пропадающая – возвращайся скорее.
Микки повернул голову, глядя на Джоуи через плечо, скользнул взглядом молча.
Хочу принадлежать тебе полностью. Настолько, насколько это возможно. Пока это возможно.
- Трахни меня…
Поменялось все... Или же ничего не изменилось. Джоуи провел кончиками пальцев по ступням, уперся коленом в кровать между ног Микки, и, глядя ему в глаза, скользнул рукой - по бедру - выше. Не говоря ни слова. Не нужно...
Книга, прошелестев страницами, упала на пол. Все еще работающий плеер - шуршание едва слышных звуков. Громче - дыхание и стук сердца. Явственнее - запах, вкус. Уже привычными движениями: ладонями под футболку, царапая, раздевая, сжимая... Целуя затылок, шею и плечи. Оставляя укусы, наливающиеся кровью следы, синяки.
Джинсы Микки - к черту. Хриплый стон вырвался из груди от вседозволенности... Губами и дыханием - едва касаясь, вниз по позвоночнику. От желания почти болезненное напряжение в мышцах. Это совсем не так, как тогда... В этот раз...
Люблю тебя...
Поцеловать, раздвинуть пальцами ягодицы и с силой провести языком между.
Микки вцепился в покрывало, сминая ткань. Выгнулся, невольно подаваясь назад. Сердце… В невообразимо бешеном темпе. И страх, и возбуждение – все вместе. Больно не будет… Не будет… Уговаривал сам себя. То – в прошлом. О том нельзя забывать. Но… Если бы не было холодного пустого номера и Джоуи, трахающего его - не было бы и шанса начать все сначала, не было бы этой точки. Только так и нужно относиться к прошлому.
Руки Микки дрожали, было жарко, то ли от стыда, то ли от страха – на грани, до желания сбежать, прекратить все, оттолкнуть. Лбом в подушку, чтобы не было видно, как он кусал губы, жмурился.
- Сейчас… Давай…
Так хорошо… хорошо… Но сейчас нужно быстрее, чтобы не успеть передумать.
Просьба. Желание. Приказ. Какая разница, когда ждать уже не было сил? После всех этих дней - на грани. Цепляясь кончиками пальцев друг за друга, боясь упустить, потерять, снова почувствовать холодную глухую сущность одиночества.
Джоуи смог отстраниться, но лишь для того, чтобы перевернуть мальчишку.
Мне нужен твой взгляд. Мне нужен ты - полностью.
Не раздеваясь полностью, даже не снимая перчатки... Крепко обнял Микки и толкнулся бедрами. Сильно, но осторожно. Едва сдерживаясь, опасаясь сломать.
Микки выгнулся, едва почувствовав прикосновения члена. Слишком мало времени прошло. Недели не достаточно, чтобы убедить себя, что это не грязно и не отвратительно. В прошлый раз потребовалось три года, чтобы позволить к себе приблизиться. Но сейчас у них нет ни одной чертовой лишней секунды. Поэтому Микки, до боли закусив губу, попытался расслабиться, развел колени, приподнимая бедра. Горячо… И больно… Все-таки больно…
Губами к шее - поцелуй, укус. Заставляя отвлечься. Джоуи знал на собственном примере, что так легче. И, позволив Микки привыкнуть хотя бы немного, начал двигаться. До одури тесно, жарко... Настолько, что дыхание тут же сбилось. И ощущение - что-то не так - не отпускало.
Скользнув губами по щеке мальчишки, поцеловал рядом с ухом и прошептал:
- Люблю тебя, Микки... - стискивая руками, обнимая, прижимая к себе.
Не нужно, чтобы боялся. Нельзя, чтобы ему было плохо.
Я обещал не делать тебе больно...
Отстранился, но вошел в этот момент сильнее, взгляд - глаза в глаза.
Паника. Ощущение скользящих по телу шелковых лент – дразнили, не даваясь в руки, от них кожу покалывало, хотелось ухватить их, сделать удовольствие ярче, определеннее. А потом вдруг – толчок – и они словно врезались в тело, скручивая. Микки, всхлипнув, толкнулся бедрами вперед, насаживаясь до конца.
- Так хорошо… хорошо…
И мало. Впился пальцами в плечи Джоуи, пораженно выдохнув.
- Подожди… еще так… сделай.
Дышать тяжело.
Ответное движение, всхлипы Микки... Джоуи подался назад и снова вошел - так же сильно, под тем же самым углом. Видя удовольствие на его лице, склонился и коснулся губами губ.
- Нравится? - шепотом.
Чуть увеличил темп. Пальцами сжал ноги Микки под коленями, раздвигая – открывая для себя. Чтобы видеть... Приподнялся, глядя сверху вниз. Мой..
- Хорошо…
Казалось, это все на что Микки был способен сейчас. Нет, не все…
- Не смотри… туда…
Закрыл глаза, пытаясь свести ноги, чтобы только не чувствовать взгляд Джоуи – обжигающий, от которого встряхнуло, накрыло горячей волной с головой. Если бы помогло! Сладко от одной только мысли – трахни меня, еще, еще…
Движения бедрами, сильные толчки, и спираль - внизу живота. Стягивалась, сжималась. Смущение Микки как очередная, но не последняя доза наркотика.
Ладонями по бокам вниз. Горячая кожа, дрожь и сбитое дыхание. Пальцами сжал его член, притягивая ближе к себе другой рукой. Джоуи до боли в скулах стиснул зубы, видя, как проникает и выскальзывает из тела мальчишки.
Все, что мог Микки – накрыть мучающую его ладонь, всхлипнуть, останавливая. Не так быстро… Хочется еще. Бесконечно. Чтобы не заканчивалось никогда. Страх, что Джоуи одного раза будет достаточно.
- Пожалуйста… Пожалуйста…
Обхватил ногами талию Джоуи, скользнул вперед – до конца, почти лишая возможности двигаться.
- Мой…
Парень выдохнул со стоном, невольно замирая.
- Детка... - тихо.
Уверенно, почти в пару движений, высвободился из «объятий» Микки и перевернул его на живот. Чуть приподнял, заставляя упереться коленями в кровать, и снова вошел.
До предела. Внизу живота растекался жар, Микки прогнулся, вцепился пальцами в перекладины кровати. Принадлежать… полностью… Ноги скользили по скомканному покрывалу, разъезжаясь. Сделай что-нибудь. Быстрее. Обрывки мыслей, ускользающие, разодранные в клочья. Микки накрыл ладонью член. Почти… Всхлипнул.
- Быстрее… Да… - уткнувшись лицом в подушку, невнятно.
Джоуи начал двигать бедрами, укусил за плечо, оставляя неяркий след. Завел руку под живот Микки, погладил вскользь и сжал пальцами... Жарко... Кровь шумно пульсировала в висках, как будто искала выход. Переполняла - вместе с желанием, до самого...
Сейчас не тот раз...
Сейчас это... еще... гораздо слаще.
Джоуи толкнулся резко, сильно - еще пару раз, хрипло простонав. Переплетая пальцы, стиснул член мальчишки, и на ухо - тихо:
- Кончи для меня, детка... - поцеловал шею, оставляя метку.
Горячо, обжигая изнутри, подгоняя оргазм. Микки закусил ребро ладони, выгибаясь. Почти сожаление, что все закончилось. Привкус горечи на языке, не позволяющий утонуть в липкой медовой сладости. Сердце билось бешено – еще миг и оно успокоится, ленивое наслаждение растечется по телу, сонное, сытое. Микки выдохнул на последнем сокращении мышц, сползая на простыни. Закрыть глаза, до конца впитав в себя и запахи, и звуки этой секунды.
- Еще… чуть… не выходи.
Джоуи лег на него, упершись локтями в постель, чтобы не задавить. Дыхание восстанавливалось. Микки все еще горячий, влажный...
- Хорошо? - спросил, касаясь губами его затылка.
Мокрой щекой к подушке, чувствуя спиной дыхание Джоуи. Повел лопатками, устраиваясь удобнее, закрыл глаза. Все?
Можно было бы спросить, как все прошло. Но тогда придут мысли о сиренах, полицейских сводках, репортажах с места событий. О людях, которые сидят перед телевизором, сжирают обед, жадно поглощают кадры, обсуждают. Что-то вроде «сам виноват» или «до чего мы дожили». Сейчас об этом не хотелось. Так… спокойно.
Можно было бы задать вопросы, которые так долго мучили Микки. Но это разрушило бы эту секунду – будто открыли двери настежь, позволив ворваться февральскому ветру в дом, взметнуть страницы, перелистывая. Чужие люди, факты, подозрения, ревность.
Микки только шепнул:
- Я уеду.
Спокойно. Чересчур. Джоуи никак не ожидал от себя такой простой реакции на эти слова. Хотя мог бы вжать в постель, сдавить болезненно в руках, сказать, что никуда не отпустит. Так... Было бы правильнее?
Ничего не ответил.
Поднялся. Его сопровождал только шорох одежды и постельного белья. Тишина и это глупое показное спокойствие - больно. Удушающе. Но Джоуи, кажется, и так проявил слишком много эмоций за все эти дни... Куда дальше? Не перегорел еще?
Переступили черту, и не могли теперь попасть обратно на свой клочок территории.
Не глядя на мальчишку, просто не оборачиваясь, вышел из комнаты. Лед - холодный и обжигающий - внутри.
Это... все?
Пустота. Без Джоуи холодно. И больно - не вздохнуть. Микки стиснул до боли зубы, вжался лицом в подушку. Холодный воздух хлестал влажную кожу, и было так отвратительно липко между ног. Так не могло все закончиться! Тогда зачем?!
Микки вскочил с места, сдернул простынь, бросился вслед за Джоуи.
- Ты не хочешь знать, почему? Не хочешь? Ни одного вопроса не задашь? Если… все это… все это, чтобы только заткнуть свою совесть, то отлично, считай, все хорошо. Чудесно потрахались. Выебал меня первоклассно. Билеты для тебя заказаны.
До слез. Губы дрожали.
Джоуи толкнул его к стене, успел придержать затылок, чтобы не ударился о стену. От слов еще хуже, как будто кто-то с садистским удовольствием пропускал через мясорубку все чувства, эмоции, переживания, ощущения - все то, что было, но не стирая из памяти... Выворачивая с болью.
- Заткнись, Микки, - хриплым шепотом, прижавшись щекой к щеке, стискивая. - Ты знаешь, что все твои слова - ложь... Ты не слушал меня? Я говорил тебе. Но, видимо, как-то неправильно, или очень тихо, раз сейчас ты смеешь мне предъявлять такое. Повторю еще раз: я люблю тебя. Я. Люблю. Тебя. Слышишь на этот раз? И то, что ты собираешься уезжать... это... - сглотнул ком в горле. - Я задам только один вопрос, и ответь мне на него честно.
Джоуи боялся отстраниться, выпустить из рук. Дыхание срывалось.
Тебе так же плохо, Микки?..
- Мы... встретимся еще?
Вцепиться в края простыни, не дышать, не открывать глаз. Только не передумать. Не передумать…
- Я хочу хоть раз сделать что-то правильно. Понимаешь? Я не могу постоянно делать вид, что то, что мне не нравится – не существует. Можно было бы уехать опять, прятаться, можно было бы начать доказывать, что она и прав на меня никаких не имеет, что все это время ей было наплевать… Но сколько можно? Я хочу сделать что-то… один раз… как нужно.
Не отпускать, прижавшись, держать Джоуи за руку, торопиться, глотать слова, чтобы успеть объяснить.
- До лета, - все остальное – обоснования и причины – виньетки. Главное – это. – Если… ничего не изменится. Если я так же буду чувствовать, что задохнусь без тебя. Если ты захочешь, чтобы я приехал… Пожалуйста, Джоуи…
Он сжал Микки руками сильнее, зажмуриваясь. Почти полгода... Несколько дней были рядом - близко настолько, что становилось страшно. И теперь - отрываясь - на несколько месяцев вдали друг от друга. Не-вместе.
Джоуи боялся сейчас как никогда.
- Ты... ты делаешь правильно, - вплести пальцы в светлые пряди, чуть потянуть. - Она твоя мать, не мне судить. Я... - отстраниться немного и посмотреть в глаза, - буду ждать.
Потому что знаю... чувствую, что ты очень нужен мне.
- Веришь мне? - выдохнул, улыбнулся едва заметно.
Микки выдохнул, пальцами коснулся шеи, нежно, осторожно, по выступающим позвонкам, выше, спутывая пряди. Отстранился, глядя в глаза Джоуи.
- Спасибо… Я тебя люблю. Очень.
К губам - жадно, с силой – раскрывая. Притягивая к себе настойчиво.
- Люблю тебя, - шепотом, сквозь поцелуй.
От одних поцелуев голова кругом. Микки никогда раньше так не целовался - до боли в губах по его собственному желанию.
Простынь - к чертям.
Джоуи развернул его к стене лицом, потянул на себя... Стон, вкус крови на языке - то, что еще держало с реальностью. Дальше - только эйфория, как будто добрался до неба...
- Люблю тебя, - на ухо, не в силах остановиться. - Мой...
Только не думать о том, что, может быть, так больше не будет. Микки стонал, подаваясь назад, до конца. До дрожи в коленях. Как будто на полгода вперед, получить все, что только возможно, запомнить. Не думать. Не думать.
- Еще… Еще, пожалуйста…
Пальцы соскальзывали, цепляясь за стену в поисках опоры.
- Сильнее.
Чтобы больно и сладко.
Сорвало тормоза. Никаких преград перед одной чертой, длинной в полгода. Нужно все и сразу.
Джоуи сжимал и гладил, царапал короткими ногтями, целовал, кусал... буквально втискивался в тело Микки, желая заполучить еще как можно больше.
Кожа влажная, солоновая - пальцы скользили. Вцепиться и не отпускать - никуда. Хотя бы сейчас... Хотя бы здесь, с ним...
Ничего не осталось, кроме тугого болезненного наслаждения. Так бы бесконечно… Навсегда – в себе. Но не может быть… И тело уже сжалось скрученной пружиной, еще чуть-чуть… Перед глазами все поплыло. Микки прижался мокрым лбом к стене, вздрагивая.
- Хорошо… Джоуи… - шепнул слабо, едва слышно.
Тихий голос - зовет по имени. От этого - как ярким отблеском от цветного осколка - свет. И затопляющая с головой нежность, вперехлест с жаркой страстью. Джоуи прижался губами к плечу мальчишки, сдерживаясь, чтобы не укусить, когда тело выгнуло - прошило удовольствием...
Провел ладонью по животу Микки вверх - к груди... шее... Повернул к себе лицом за подбородок, коснулся губами щеки, губ...
- Повторим еще раз, - улыбнулся. - Мне понравилось.
- О моей заднице ты не думаешь? Эгоист ты чертов, – Микки даже удалось рассмеяться.
Идея поехать к матери казалась уже не такой и правильной. Правильнее всего – вот так, рядом.
Отстранился, прижался к стене, глядя в окно.
- Выехать нужно раньше… Знаешь, московские пробки… - невесомо скользнул пальцами по предплечью Джоуи. – Я не поеду с тобой в аэропорт. У меня самолет завтра.
Выдох - разочарование. Но в глубине души - так нужно.
- Пока я еще не уехал... можно попросить? - закусил губу, взгляд на Микки. Не выдержал, подошел и прижался, обнимая.
- Не ввязываться в неприятности? – фыркнул, мягко коснулся губами ключицы Джоуи. – Слушаю.
Не отпускала – глухая сдавливающая горло тоска.
- Тоже неплохо, - усмехнулся, а потом снова посмотрел серьезно и спросил прямо:
- Дашь мне что-нибудь свое?
Микки удивленно посмотрел на Джоуи, осмысливая вопрос, потом торопливо кивнул:
- Да… Да, сейчас, - метнулся в комнату, на ходу сдернув с кровати джинсы, раскрыл все ящики стола.
«Что-нибудь свое…» Что? Если в этом доме нет ничего его, Микки. Ничего, имеющего для него значения, несущего отпечаток его жизни. Уйди он сейчас, что останется? Никогда не привязываться и не останавливаться на одном месте.
Все изменилось.
- Джоуи, иди сюда, пожалуйста, - сел на край стола, вытянул левую руку, правой расстегивая ремешки на запястье.
Совсем мало времени. Хоть бы оно остановилось... Потянуть стрелки на себя, заставляя замереть, судорожно дергаясь, позволяя побыть друг с другом еще на несколько минут дольше.
Джоуи прошел в комнату, посмотрел на него. На то, как он стягивал ремешки браслетов... Сердце билось быстро-быстро - от неясного волнения. Коснулся кончиками пальцев обнаженных шрамов на коже. Микки... подставил свою руку, упираясь ладонью другой в край стола рядом с его бедром.
- Застегнешь? - тихо.
Руки не слушались, Микки в полголоса выругался, наконец, ремешок поддался, мальчишка дернул за кончик, затягивая. Не отпускать. Переплетая пальцы, к себе, притягивая, обнимая.
- Ты же… ты же не забудешь меня? – прежде чем поцеловать.
Прижаться губами к губам. И тихий стон - сквозь. Ладонями - по бокам, бедрам, раздвигая.
- Нет. Потому что... - Джоуи замолчал на полуслове. - Потому что нужно будет вернуть вещичку, - кивнул на свое запястье, улыбаясь, и снова потянулся за поцелуем.

Время. Просто лежать, ничком на смятом покрывале, гладя на потухший экран мобильного. Сейчас он уже проходит регистрацию. Перевернуться на бок, подтянуть колени к груди – все болит – но это и к лучшему, потому что это память. И жизнь. Сейчас самолет взлетает.
Пустота. Резкое ограничение жизненного пространства. Каждый вздох через силу. Что делать? Реальность Микки распадалось на фрагменты. Время будто застыло на одном месте. Почему не раньше? Почему оно не сделало так несколько часов назад, когда они были вместе?!
Воздух непривычно холодил голое запястье. Чувство беззащитности.
«Я люблю тебя» - набрано быстро, не задумываясь. Когда Джоуи включит телефон, уже в Лондоне – получит смс. Микки закрыл глаза, уткнулся лицом в подушку. Сейчас никто не увидит, можно… Навзрыд, отчаянно, комкая край покрывала.
Время - тягучая реальность. Минута как час. Час как холодная пустота вечности. Движения, слова на автомате, словно робот с заложенной в чип информацией - рефлексами.
Джоуи пытался уснуть в самолете, включив плеер. Забывался только на пять минут, открывал глаза и тут же смотрел на часы. Цифры светились насмешливо, сменяя друг друга заторможенно. Потом переводил взгляд на запястье, чуть тянул ремешки... Улыбался, вспоминая, и снова - никаких эмоций на лице.
Болезненно тянуло, как будто... пропадало желание жить. Но еще теплилось.
Прибытие в Лондон. Из аэропорта - как можно быстрее, глотнуть воздуха и следом - сигаретный дым. Не помогало... Включил телефон - тоже как необходимая функция - и снова сунул его в карман пальто.
Вибрация уже в такси. Оповещение об смс. Джоуи смотрел на буквы, слова, вспоминая голос... как это говорил Микки. Выдохнул и набрал номер.
Гудки... два... три...
Щелчок.
- И я тебя, Микки...


Эпилог

Но вера осталась, и надежда живет!
Я знаю, что любовь никогда не умрет!
Лишь дай мне иллюзию, что все не так уж плохо,
И расскажи мне сказку со счастливым концом...
ЧиЖ и Ко

Июль, 30. Лондон

Плеер на полную громкость – Микки сует паспорт в карман, закидывает на плечи рюкзак. Только не бежать, идти спокойно. И не улыбаться, как идиот.
В лондонском аэропорту шумно. И душно. Это лето вообще одуряющее жаркое. Ничего не спасает от солнца.
Слишком много людей – хрен найдешься. Микки останавливается посреди зала, крутит головой. Последний раз они разговаривали два часа назад, и Джоуи сказал, что выезжает. Микки стягивает наушники, лезет в карман за телефоном.
Джоуи знает, что опаздывает. Микки уже точно его ждет.
Паркуется около здания аэропорта, только и успевает, что поставить автомобиль на сигнализацию, а потом - бегом внутрь. Долгое ожидание. Очень долгое... Медлить, значит, издеваться над собой и над ним дальше. Прибывающих - отъезжающих много.
Нужен только один.
Замирает, увидев светлую макушку. Кожа золотистая от загара... Сердце подскакивает, впопыхах начинает гнать кровь.
Полгода... Он подрос?
- Микки! - окликает его Джоуи, сунув руки в карманы джинсов.
Микки разворачивается на месте, дыхание перехватывает. Ну? Где? Ищет взглядом, хмурясь.
Три лишних секунды сейчас хуже, чем эти длинные, невыносимые полгода – звонков, смс и сообщений по сети. Бесконечные «люблю», «мне плохо без тебя» и «еще немного потерпи».
Микки выдыхает только, увидев Джоуи. Срывается с места, обнимает, повиснув на шее.
- Привет… детка.


the_end

@настроение: прекрасное)

@темы: Fuck_me, original

---

Приветствие!

 Nheira, добро пожаловать! )
Если я не ошибаюсь, ты Goth? Если так, то вот тебе картинка в тему ^^

@темы: приветствие, ПЧ

---

«Такого приятного стального оттенка» (с)

«Такого приятного стального оттенка» (с) из одного ориджа.
Это не реклама терминатора-вибратора. Странный механизм у ассоциативной связи. Но я сразу вспомнил соседа Дуси. У этого... мужика глаза цвета стали, как раз. Поэтому корявая цитата, приведенная выше, подходит под описание его взгляда. Или еще как штампованно можно об этом написать? Ммм... «Его стальной взгляд холодил саму душу», вот так неплохо. Но и в остальном мужик не плох, кстати... без пошлостей.
Рррр… Ну вот… На кой черт я про него вспомнил? У меня родители дома. И будет странно, если я залипну в ванной на энное количество времени. Нет, к нам он не заходит, сволочь такая. Но меня как-то к ним затащил Дуся. И вот стою я… во всем пафосе своего невипенного роста. И он… ыыы… «Дяденька, достаньте котенка с дерева». И чувствую просто как сердце у меня ухает куда-то под ноги, на заляпанный сладкой газировкой пол. И все остальное реагирует. Не только сердце.
Только вот не стоит губу раскатывать, Тима.
Он только в мечтах меня трахнет. Да и то – в моих собственных. Что за несправедливость, а? Нужно хотя бы не думать об этом так... так... бля... еще чуть-чуть, и мне будет пох на то, что родители дома.
С чего я там начал? Ах да, с плохих текстов. Так вот, почему люди пишут откровенную хуйню? Потому что им оставляют пицот каментов и после этого они чувствуют себя новыми Ремарками? Или они ничего не чувствуют, а просто как чукча – чего вижу, о том пишу – чтобы читатель вздрочнув, кончил и вытерев ладошки, набил грязным пальцем: «Спасибо, автор. Это потрясающе. Так глубоко и про-ник-но-ве-но»
Это риторический вопрос, ничего такого не подумайте.
И я тоже люблю порно. Только качественное. Самая главная эрогенная зона у меня в мозгах. Ну упс…

@темы: меня зовут...

---

Приветствие!

 ma chere, добро пожаловать)

*шепотом*
подскажите, кто автор этой работы

@темы: приветствие, ПЧ

---

Приветствие!

 Сирти, радостно видеть тебя в списке ПЧелок )
Добро пожаловать )

@темы: приветствие, ПЧ

---

Трахни меня/original/nc-17

Глава_7

Февраль, 23. Москва.

Это больше, чем мое сердце.
Это страшнее прыжка с крыши.
Это громче вопля бешенного,
Но гораздо тише писка забитой мыши.
Дельфин

Микки был даже рад, что Джоуи ушел до его пробуждения. Это избавило от необходимости смотреть в глаза – после вчерашнего. И можно было попытаться забыть о сказанных словах. Времени до вечера. Но ладонь ныла, напоминая – не о боли и отчаянии. О шепоте – прямо перед тем, как провалиться в сон. Микки бы даже подумал, на кой хрен он позволил себе сказать… Если бы так башка не болела.
Странно, но в голову даже мысли не пришло, что Джоуи ушел совсем. Нет, пустота неприятно толкнулась где-то меж ребер, отдалась тянущей тоской внизу живота, но панического страха не было.
Микки давно уже забыл, как это может быть – весь день полностью в твоем распоряжении. Он успел прочитать и ответить на письма, начать и бросить смотреть около пяти разных фильмов, пролистать ленту новостей, прежде чем за окном начало темнеть. Ранние февральские сумерки.
Джоуи не было. Мог бы и позвонить. Микки потянулся и выбрался из-за стола. Нет, совершенно пофиг, где он шатается - не ребенок. Сегодня он шел проследить за своей целью, значит, ничего угрожать ему не должно было. Значит, скоро вернется.
Голодный и злой. Усмехнувшись, мальчишка дополз до кухни и критически оглядел полки. И будет совсем в бешенстве, если его лишат ужина. Нужно идти в супермаркет. Проветриться точно Микки не помешало бы.
На улице - бледно сиреневый вечер. Темно-серый снег и низкое тяжелое небо. Воздух пах бензином и почему-то углем. Но даже такой лучше, чем пропитанный пылью и анти существованием - дома. Поэтому Микки был рад, когда на обратном пути у подъезда заметил соседку Леру и ее подругу. С обеими он познакомился летом, вернее, сначала поскандалил - по поводу громко орущей музыки, которая, якобы мешала им. А после уже общались вместе, перегнувшись через подоконник. Микки скучал, девочки заигрывали – приятное и ни к чему не обязывающее времяпровождение.
Автомобиль плавно остановился около дома. Джоуи выкинул окурок в открытое окошко и заглушил двигатель. Салон полностью пропах табачным дымом. Но это уже не его забота - получасовые пробки раздражали. И завтра уже нужно будет выполнить заказ.
Но сейчас главное, после слежки за банкиром - от и до, наконец-то увидеть Микки. Его слова не выходили из головы... До такой степени, что они казались уже чем-то эфемерным, словно и не было их. Но такое нельзя было придумать.
Глухой хлопок дверцы, писк включения сигнализации. Теперь можно и домой... Избавиться от пыльного раздражения.
Около подъезда Джоуи заметил мальчишку. Но тут же чуть замедлил шаг. Рядом с ним стояла девушка. Они о чем-то разговаривали. Микки курил, а она улыбалась... потом взяла сигарету у него из пальцев, затянулась, обхватив фильтр вымазанными розовым блеском губами.
Царапнуло внутри. Джоуи вдохнул поглубже и выдохнул, направляясь к дверям подъезда. Ревность расправила все свои иглы - девчонка сунула сигарету в губы Микки. Этот чертов интимный жест...
Он только мой. Не смей прикасаться.
- Микки! - позвал его Джоуи. Едва сдерживаясь.
Мальчишка вздрогнул, оборачиваясь.
- Привет! – затушил сигарету о край урны и махнул рукой.
Джоуи помнит те слова? Самое лучшее – делать вид, что ничего не было. При этой мысли горло перехватило. Каждый раз… Рвущиеся из-под контроля разума картинки. И холодный приказ – этого не было! Не было, слышишь, что тебе говорю.
Что-то не так. Микки поднял голову. Взгляд Джоуи – темный, тяжелый – от него холодок по спине. Хотелось пятиться к двери подъезда, как заяц, загнанный зверем.
Испуган. Джоуи чувствовал его. Видел.
- Почему ты боишься? - спросил ровно, без эмоций. И этот вопрос был задан, скорее, ему самому. Почему боится?
А в груди болело, заставляя погружаться в тоску и злиться сильнее. И Джоуи не понимал...
Схватил за запястье и потащил за собой по лестнице - к квартире. Желание показать, кому принадлежит.
Микки не сопротивлялся. Разумом понимал, что это бесполезно. Нет, знал, наверняка – когда Джоуи такой – все бессмысленно. И все же паниковал, дернул руку зло, споткнувшись о ступеньку.
- Какого черта ты меня тащишь?
Банка в пакете глухо звякнула, стукнувшись о стену. Микки нахмурился – что еще такого он успел сделать? Вдруг - одновременно с ледяной волной - понимание и страх.
- Что-то случилось?
Джоуи втолкнул его в квартиру, зашел сам и захлопнул дверь. Не отвечая на вопрос и не говоря ни слова - вглубь квартиры. Почему-то жажда показать, кто прав, превратилась в желание обладать и подавлять.
Из-за того, что Микки такой хрупкий и беззаботный - это как магнит. И только лишь, когда узнаешь его лучше, ближе... уже не вырваться.
Почему мне так больно?!
Опрокинул мальчишку на кровать, рывком расстегнул молнию на куртке, задрал футболку. Такой же теплый, и в груди - ощущение ладонью - колотилось загнанное сердце...
Микки вздрогнул, мышцы живота непроизвольно сжались в ответ на движение холодного воздуха.
Страх и желание, перепутанные, как длинные, трепещущие на ветру нити. Одиночество и необходимость принадлежать полностью, без остатка. Отдаться.
Стена. Либо преодолеть, либо…
Микки возвел вокруг себя слишком много стен «Ничего не было». Дальше бежать некуда.
Взгляд – в глаза, от прикосновения пальцев Джоуи – горячие волны по всему телу – ток, благодаря которому Микки жил.
Почему он вчера не сказал ничего в ответ?.. Зачем взял с собой? Только из жалости?
Зубы сводило от этой мысли.
- Ревнуешь? К девке малолетней?
Джоуи замер на секунду. А потом скользнул рукой под футболкой выше, задирая, до шеи - сжал. Больше просто удерживая, чем желая задушить.
- Ты не понимаешь, - таким же безэмоциональным голосом.
Ты меня любишь...
Внутри Джоуи - холод. Болезненный. И ледяная злость. Подтолкнуло - вытащить пистолет из кобуры. Щелчок предохранителя. Четкий, возможно, даже отрезвляющий, но киллер только сжал челюсти - до боли в скулах. Без слов. Приставил дуло ко лбу мальчишки, глядя прямо в глаза.
Только нажать курок. Всего лишь. Это самое простое...
Металл. Холод.
Глаза Микки широко раскрылись, в горле мгновенно пересохло – и слова не вытолкнуть.
Я люблю тебя…
Бесполезно. Что он должен понять?
Пальцы дрожали, когда Микки накрыл ими ладонь Джоуи, вдавливая дуло в кожу, оставляя след.
Я такой бесполезный. Ненавижу твою жалость ко мне.
- Что дальше? Убьешь? Трахнешь меня?
Рука Микки холодная, как с мороза.
Указательным пальцем Джоуи едва-едва надавил на курок...
Стук сердца оглушал, воздух - колючий, изрезающий острыми иголками легкие. Испуганно-отчаянный взгляд серых глаз... Остановил.
- Ты слишком часто спрашиваешь меня о будущем, - сказал Джоуи, и его губы сами собой искривились в ухмылке.
Стволом оружия - еще холодным - по лицу Микки, виску, щеке... Чуть ослабил хватку на шее и провел дулом вниз. Видел, как вздрагивал и тяжело дышал Микки. По оголенной коже груди, живота, вдоль пояса джинсов. Расстегнул их быстро и уверенно, приспуская.
- Ты мой...
Стены рушились. Длинные трещины. Раскалывая кирпичи, взрывая защиту. Цунами. Что останется от Микки после? Развороченный пустой пляж и он, выброшенный на берег – беззащитный.
Точка отсчета. Сердце частило одуревшим метрономом. Он не сможет ни остановить Джоуи, ни снова заставить себя забыть - после.
Снова… Но сейчас в отличие от той, февральской ночи – был еще один фактор. Пальцы впились в запястье Джоуи, задерживая руку, стянувшую джинсы на бедра.
- Я люблю тебя.
Горло перехватило. Вот так... прямо и четко. Не тихо, едва слышно - перед сном. Всего три слова, но буквально под дулом пистолета.
- Любишь...
Нет!
Это всего лишь защита. Микки страшно. Он может говорить все, что угодно. Но...
Джоуи опустил пистолет ниже - в пах мальчишки.
- Я... - шепотом, раздвигая его ноги коленом.
Слова не подчинялись. Сплетались, проявляясь, и тут же распадались - не то. Пульсация боли - почти физической.
И оружием дальше - между ягодиц, не убирая пальца с курка.
Ты не можешь меня любить...
Глухая страшная тоска. Микки сглатывал злые слезы. Не ломай… Пожалуйста…
Пальцы царапали покрывало, комкая. Как тогда. Запретное воспоминание. Холод металла обжигал кожу, заставлял сжиматься, дышать сорвано. Микки не боялся умереть. Микки было страшно взглянуть в глаза Джоуи.
Он сполз по кровати ниже, поморщился, почувствовав чужеродный ледяной холод металла, согнул колени.
- В феврале. У моря.
«Этого не было» – из последних сил орал взбесившийся голос внутри. Было… Тихий шепот испуганного ребенка. Беззащитного.
- Все было хорошо. Весело. Травка, виски. Мальчик и думать забыл, где он находится. Нет, конечно, сам виноват. Надо было думать. Но тогда не хотелось… ни о чем. Позволили себе лишнего. Целовались до одури, пока не замерзли.
Голос Микки. И то, о чем он говорил... То, что произошло не так давно. Но о чем негласно решили забыть. Воспоминания - острыми лезвиями - вспарывали сотканную иллюзию, где не было того, что случилось после...

Февраль, 14. Ночь.
Отель.

Мы чересчур увеличили дозу,
Вспомнили все, что хотели забыть.
Сплин

По коридору - в тишине. Только стук словно загнанного сердца. Неприятный эффект от скуренной травки.
Джоуи рядом с мальчишкой. Ощущение, что... тот слишком горячий - опаляет на расстоянии в несколько сантиметров. И из-за этого жара киллер ощущает желание. Возбуждение. Хочется продолжить.
Микки слишком много - и травы, и виски, и морозного воздуха крыши. Мысли путаются, в голове тяжело, он идет по коридору, запинаясь, просто следует за Джоуи, и даже рад, что его провожают.
Джоуи хватает его за руку раньше, чем продумывает дальнейшие действия. Толчок рукой в дверь явно пустого номера, затаскивает Микки внутрь, не церемонясь. Закрывает комнату, прижимает его к стене. Темно. Пусто... Никого больше.
Дыхание касается шеи мальчишки, следом - горячие губы. Руками вдоль тела, сжимает тонкие запястья в одной своей ладони - словно играясь.
Никто не помешает.
Возбуждение – с новой силой, до головокружения. Микки послушно откидывает голову, подставляясь под поцелуи, закрывает глаза, хватается за плечи Джоуи, чтобы не съехать вниз, на пол. Пальцы совсем ледяные. Ближе – прижимается безотчетно, выдыхает шумно. В комнате темнота, только запах – свежего постельного белья и такой знакомый, пугающий – комнат без хозяина, от которого сердце начинает испуганно биться быстрее.
Микки вздрагивает, пытается выдернуть руки.
- Стой…
Джоуи улыбается, сжимает пальцы сильнее. Не вырваться.
- А если не остановлюсь?.. - тихо, спокойно.
Только кровь выжигает изнутри: еще-еще-еще! Свободной рукой - под футболку, ладонью на живот мальчишки. Чувствуя судорожное дыхание... Полностью в его власти. Джоуи проталкивает колено между ног Микки, трется бедром, кусая шею...
- Тебе же нравится.
Нравится… В животе Микки что-то сладко обрывается. Так, да… По коже. Ощущение, которое он, думал, что забыл. А сейчас, хочется сучкой подставляться и поскуливать.
- Не хочу…
Тихо, прижавшись пахом к бедру. Пытаясь выдернуть руки из пальцев Джоуи. Ничего не сделать. Слишком слаб. И от этого тоже – пьяняще кружится голова.
Нельзя было накуриваться с ними. Нельзя было позволять ему… Нельзя было…
- Что ты делаешь? – беспомощно, слабо.
Джоуи оставляет вопрос без ответа. Все и так ясно: хочу. Прижимается сильнее, обнимает, отпуская руки Микки. Сжимает пальцами бока - сильно.
Хрупкий. Слабый. И от этого возбуждение захлестывает! Если позволил Джоуи распустить руки на крыше, значит, позволит продолжить здесь и сейчас.
Расстегивает ремень на джинсах мальчишки, целует в губы, отвлекая, не позволяя отстраняться. Дергает «молнию» ширинки, и двумя руками под грубую ткань. Ладонями на ягодицы, сжимая, притягивая еще ближе.
- Не ломайся, детка.
Усмешка. И Джоуи снова целует его, кусая губы.
Страх. Сердце ухает вниз, Микки дергается, пытаясь выскользнуть. Не трогай…
Этого не может быть… Этого не может быть…
Только что все было хорошо.
Пока еще злость перевешивает страх, подгоняя. В темноте – дыхании и шорох ткани. Микки чувствует, как на ягодицах сжимаются пальцы, стискивая, подается вперед, пытаясь отстраниться…
Микки сжимает зубы, кусая.
- Отъебись!
Джоуи дергается - боль в языке. Как спицами в мозг. Отстраняется всего на секунду, чтобы тут же сдавить шею мальчишки рукой, припечатывая к стене.
- Зря.
Шаг назад и рывком за плечо, толкая к кровати, белеющей в темноте пустого номера.
Тон, который не предвещает ничего хорошего. Микки понимает – все. Не с тем играл. Он дергается и сопротивляется уже всерьез, упирается, пытается освободить руки. Запах – холодных комнат и выглаженных простыней становится ярче, тошнотворный, пугающий.
- Отвали, придурок. Хочешь получить?
Слова срываются сами с языка. Микки чувствует, как кровь пульсирует в висках и бросает – то в жар, то в холод
Джоуи смеется. Тихо, хрипловато. Джинсы Микки вместе с нижним бельем - на пол.
Устраивается между его ног, вдавливая бедрами в постель, задирает футболку. Кончиками пальцев с нажимом по ребрам, груди, сжимая соски. А потом - ладонями, улавливая дрожь. Мальчишка сопротивляется, хотя такой беспомощный перед ним. Боится - Джоуи чувствует этот страх, от него сердце заходится в бешеном ритме.
- Тссс... Хочешь получить? - насмешливо повторяет угрозу Микки.
Расстегивает ремень - звякает пряжка.
Стыдно и жарко. Микки чувствует, как лицо горит. Тянет вниз край футболки, пытаясь закрыться, скинуть руки. Помнит… Такое же ощущение головокружения и потери связи с действительностью. Страшно, что это повторится – стоны, просьбы, затапливающее наслаждение, а потом отвращение – пустота, выматывающая и ледяная, за которой ничего. Поэтому Микки дергается, пытаясь сбросить с себя Джоуи, свести колени.
- Отвали от меня. Не трогай. Руки убери… - в голосе проскальзывают нотки истерики. Микки кажется, что он сейчас расплачется от досады. И бьется сильнее, едет по кровати спиной, сминая покрывало.
Пощечина. Сильная, хлесткая. Больше показательная - не вырывайся, иначе будет хуже. Микки замирает, прекращая дергаться. Щека горит. Он широко раскрывает глаза, инстинктивно касаясь языком лопнувшей губы.
Джоуи одним движением переворачивает его на живот. Худощавый, совсем легкий. Кажется, что может сломаться от одного неверного движения. Сейчас это заставляет парня хоть как-то сдерживаться...
Но тут же... в памяти... то, что было на крыше - очень ярко.
- Постарайся не кричать.
Сдавливает ладонями, прижимая ближе к себе, и сильным толчком внутрь. Теряет дыхание - Микки обхватывает. Так, что перед глазами на секунду темнеет.
Мальчик моргает, пытаясь прийти в себя, сглатывает слезы обиды и вдруг, осознав, что все по-настоящему… происходящее сейчас – это даже не то, что тогда, когда он сам хотел… Замирает, зажмурившись.
Выгибается, впиваясь пальцами в угол подушки. Отстраненно, словно со стороны – не так больно, как думалось… Горло перехватывает. Микки приказывает себе расслабиться, но никак не получается, только сжимается сильнее и царапает покрывало.
- Быстрее…
Это не то, чем может показаться. О другом просьба…
Рваное дыхание, напряжение.
Джоуи облизывает губы, впивается пальцами в бедра Микки... отстраняет, а потом - снова к себе, натягивая.
Ощущение опьянения. Хотя, так и есть - травка и виски... И вот что из этого получилось: имеет Микки в каком-то пустом номере без его согласия. Но... как же хорошо!.. Хочется еще и еще. Движения бедрами: сначала плавные, позволяя мальчику расслабиться хоть немного. Прикрывая глаза, целует его между лопаток, чуть прикусывает кожу и скользит губами выше, чувствуя запах, тепло, дрожь... Но надолго Джоуи не хватает. Срывает тормоза, и уже сильно, больно, даже не думая о том, что бы заботиться о чужом удовольствии.
Горячо. Микки - до боли, остро, мучительно – стыдно. И это перебивает физическую боль. От бесконечного движения – внутрь-наружу хочется стонать – беспомощно и, в общем-то, абсолютно бессмысленно. Микки пытается не думать, закрыть глаза. Голова кружится и все плывет. Тошнит от отходняка.
- Быстрее-бестрее-быстрее… - шепотом, в подушку повторяет Микки, сквозь зубы, думая только о том, как не разрыдаться. Сейчас – не позволять себе думать. Ни о том, что это Джоуи. Ни о том, что час назад было так хорошо и хотелось…
Сам виноват! – холодная, безжалостная мысль. От которой Микки приподнимается, опираясь на локти, невольно подается назад.
Слова, движение навстречу... Джоуи кусает плечо Микки и резко вбивается. Волна накрывает. Напряжение пропадает, руками уже не так сильно стискивает Микки...
Выскальзывает из его тела, застегивает джинсы и садится на край измятой постели. Не смотрит на мальчишку.
В животе холодная пустота. Тошнит.
Достает сигарету из пачки, щелчок зажигалки в тишине. Джоуи затягивается дымом, глядя куда-то сквозь предметы.
Это же Микки. Ты ублюдок! Ты же его изнасиловал! Ты ничем не лучше тех выродков!
Он знал, чем может закончиться такое поведение, - спокойно, без чувства вины.
Микки кажется до последнего, что все происходящее – бред. Что просто не может такого быть, чтобы Джоуи так…
Словно в сон проваливается, соскальзывает куда-то, смотрит, как Джоуи поднимается, закуривает и идет к выходу. Открывает, замирает, перед тем, как переступить порог... Хочет обернуться, сердце сбивается с ритма.
Не оборачивается.
Ничего не говорит.
Аккуратно прикрывает за собой дверь.
Все… А что «все»?
Что-то подсказывает Микки, что совсем не все, что стоит позволить себе думать о произошедшем, как накроет, с головой.
Микки помнит. Его не покидает чувство дежавю. Он сползает с кровати, проводит ладонью между ног, морщится, всхлипывая от отвращения. Секунда – между диким желанием уйти отсюда быстрее и отмыться.
Никто ничего не должен знать… Мальчишка дрожащими пальцами расправляет покрывало, потом тащится в ванную, старательно не глядя в зеркало, склоняется над раковиной. Кадры полностью сошлись. Три года. Ванная, зеркало и наливающиеся багровым отметины на шее… Все. Кроме одного. Он сам другой.
Нужно добраться до своего номера. Там встать под душ. И не думать. Не думать…
Желудок скручивает спазмом, Микки наклоняется над раковиной, стоит, долго откашливаясь.
Ты сам виноват…

Февраль, 23. Москва.

Тело Микки дрожало. И ничего он с этим сделать не мог. Холод, будто промерзло все насквозь, даже зубы стучали, пока он говорил и говорил, глядя в окно – на натянутые нити проводов – как шрамы поперек треугольника темно-синего неба.
- Выебал, закурил и вышел из комнаты. Даже дверью не хлопнул. Так… обыденно. Все, что осталось после этого – забыть. Ничего не было. Это дурацкий глюк… от травки. К утру удалось убедить в этом себя. Даже в мыслях не позволять себе… Казалось, так будет лучше всего.
Джоуи отстранился. Отпустил Микки, глядя на его лицо. Так и было... И забыть не получилось. Они просто притворялись.
Плохо. Как будто снова отходняк. И перед ним Микки - так же, на кровати, дрожащий и беспомощный. Осколки выдуманной реальности просто растворялись, оставляя после себя потрескавшуюся, но все еще крепкую безжалостную правду.
- Моя... - Джоуи сглотнул и выдохнул, - это моя вина.
Не на того наставлял пистолет.
Не того хотел убить.
- Прости меня.
Возврат к нулевому километру. То, с чего все начиналось. Причина, по которой Джоуи забрал Микки с собой. Вина.
И любовь Микки выдуманная? Часть картинки, паззлом ссыпавшаяся под ноги. Под ней - черный проем бетонной стены. Настоящей.
- Не надо…
Спустил ноги с кровати, встал, застегнул джинсы.
Несколько дней не-одиночества. Зачем сломал эту иллюзию? Откуда это четкое понимание – дальше нельзя притворяться?
Микки, сунув руки в карманы, отошел к окну.
- Меня забирает мать. Она снова вышла замуж и хочет поиграть в конфетно-пряничную семью. Тоже… поиграть. Когда ты выполнишь это задание, я уеду к ней.
Слова - как удары по лицу. Джоуи чуть не задохнулся от услышанного.
- Забирает?
Нет... этого не может быть. Скажи, что это неправда. Скажи, что ты останешься со мной!
Потому что это не игра.
- А если я не отпущу тебя?
Больно. Больнее, чем тогда в пустом номере. Когда эти нити успели накрепко врасти в тело? Невыносимо. Микки сжал кулаки – ногти врезались в кожу ладоней. Вдох – осторожный, мучительный, такой необходимый, чтобы сказать:
- Для чего? Ты прав, я сам виноват, что приблизился.
Шаг от окна. Еще один – к Джоуи. Близко. Микки пьяно вело от одного только присутствия этого человека рядом. Он сам себе напоминал безмозглую бабочку, бьющуюся башкой в стекло фонаря.
- Не за что просить прощения, - не поднимая головы, не вытаскивая рук из карманов. Не касаясь.
Взгляд на мальчишку. Уже слишком привыкли друг к другу. Раздельно - невозможно.
- Я... виноват, Микки. И я не знаю, простишь или нет, но...
Это не привычка.
- Я тоже...
А сказать сложнее, чем признаться самому себе.
Приподнял лицо Микки за подбородок и посмотрел в глаза. Хотел без улыбки - серьезно, так, чтобы он даже не думал сомневаться.
- Люблю, - но улыбнулся невольно, уголками губ, - тебя.
Пальцы дрожали. Замерзшие, сплетенные накрепко, чтобы только не вцепиться в свитер Джоуи. Вместо этого Микки сел на краешек кровати. Пустота в голове – гулкая, бесконечная. Поднял голову.
Ты – единственный, кто делает мне больно. Больнее, чем когда-либо. Единственный – кто делает горячо, душно и страшно перед будущим. Но благодаря тебе и есть – у меня - завтра.
Микки не произнесет этого. Потянул за руку осторожно. Воздуха не хватало. Прижался виском к резной спинке кровати.
- Было бы слишком жестоко, говорить такое просто так.
Джоуи сжал пальцами его запястье.
- Я не хочу делать тебе больно. Больше.
Притянул к себе, осторожно обнял.
И... спокойно. Не как бывало обычно - не мертвенно. Спокойно - по-особенному легко и тепло - рядом с Микки.
- Ты будешь со мной?
Это просто передышка. Наивно полагать, что они переступили порог, выйдя из мрачного темного дома на залитый солнцем луг. Это всего лишь шаг. Один. Но, возможно, самый необходимый сейчас. Первый честный. Микки коснулся пальцами запястья Джоуи.
И все же… Все же…
- Она все равно заберет меня, понимаешь? Я получил открытку.
- Надолго? - спросил тихо. - Долго без тебя...
Не выдержу.
Джоуи ничего не сможет сделать - в таком деле оружие не поможет. Остается только...
- А если я не позволю ей забрать тебя?
Микки поднял удивленный взгляд, застыл на мгновение, повторяя про себя вопрос Джоуи.
- Так просто? – рассмеявшись, прижался лбом к острому плечу. Не отпускай. – Будем как Бонни и Клайд?
Микки устал бегать. Все эти три года – без остановки. Откинулся назад, на спину, посмотрел на Джоуи снизу вверх.
- Давай подумаем об этом завтра. Пожалуйста…
Потому что Микки приятно думать, что это «завтра» у них есть.

@темы: Fuck_me, original

---

аллё

Сегодня звонил Дуся, мол, соскучился, бля... А ты?
А я рожу бы твою не видел. По моему ноуту с порнухой он соскучился, а не по мне. Дуся - это парень из комнаты напротив. Не спрашивайте, почему он - Дуся. История долгая и неинтересная.
В Дусе росту 1,80 и рядом с ним всегда чувствуешь себя ушлепышем. Он же как чувствует: подходит, руку на затылок кладет и так ласково, как щенка треплет. Пока беситься не начинаешь.
Ему это, кажется, доставляет удовольствие. Убил бы...
Хотя это не так страшно. Страшно, когда он начинает "изучать" мою татуировку. Ладно бы просто смотрел. Так нет. Ему надо потрогать, а я не очень люблю, когда меня трогают. То есть, поправка: я не очень люблю, когда меня трогает Дуся! ><
И знал бы я, чего он таскается к нам? А теперь еще видеть его рожу и на каникулах? Увольте! "Давай встретимся".
У меня тут, наконец то, свобода и одиночество. Ноут и музыка на полную громкость. Обменять это на Дусю?
Отвечаю сразу же, не думая: НЕТ.
...млин. Только сейчас вспомнил, что этот дылда так и не вернул мне диск. Может, ему для этого встреча нужна? Если так хочет вернуть мне что-то, пусть воспользуется почтой. Так мне будет гораздо приятнее. Люблю бандероли ^^
Что-то подсказывает только, что и диск он брал явно не для того, чтобы слушать ><
Я ж твой, типа, друг, говорит. Да канешн. Аха. Мне это нафиг не нужно. У меня пол пачки Лаки Страйк и родители вернутся только к вечеру. Когда я один - мне лучше. Наверное.
Бросил трубку. Обиделся.

@темы: меня зовут...

---

Продолжаем продолжать ^^

Сеееекс...

/снова мой Робби/

 

 

 

 

@темы: нимайо, заметки_на_полях, video_&_music, дрочка

---

Мальчик с пушкой

Все он же... блин

 

 

фотограф: Toyin

@темы: нимайо, заметки_на_полях, дрочка

---

Приветствие!

 aigyul и  Innouzzz, добро пожаловать.

@темы: приветствие, ПЧ

---

Приветствие!

 Leiene, добро пожаловать)

@темы: приветствие, ПЧ

---

Приветствие!

До чего же приятно лето. Свобода и легкость! А уж летние ночи...
 Чуть-чуть, добро пожаловать) приятно видеть новые лица)

@темы: приветствие, ПЧ

---

Трахни меня/original/nc-17

Предупреждение: вычитка поверхностная.
Большое спасибо eine kleine hexe.

--------------

Глава_6

Москва. Аэропорт. Февраль, 10. 12:45.
Перед последним заданием.

И то, что нам осталось, посмотри:
Немного смерти и немного любви.
Billy’s band

В последнее время я все чаще задумываюсь о случайностях. Даже скорее о цепочках случайностей.
Все просто. Возьмем лисицу, выслеживающую свою добычу. Она ведет носом по снегу, видит очертания каждого отдельного отпечатка, хватается за него, чтобы сделать еще один шаг. Но человек способен на другое. Благодаря своему росту он разглядит дорожку – переплетение линий, ее направление и длину.
Вот и получается, что все дело в высоте, с которой ты смотришь на отдельный факт. От этого, в конце концов, зависит результат – предстанет перед тобой ничего не значащий штрих или встроенный в нечто большее элемент.
Впрочем, эти рассуждения слишком отдают софистикой.
Скажем проще.
Если бы три года назад мальчишка, забравшийся в ванну с ножом для бумаги, знал, что резать вены нужно вдоль… если бы он додумался закрыть дверь… То не сидел бы сейчас в кафе международного аэропорта, дожидаясь своего рейса.
Нет, не подумайте, я не пытаюсь дать оценку произошедшему. Потому что нет ничего менее объективного, чем эта самая лисья оценка.
Конечно же, на первый взгляд, что может быть лучше? – мальчишку спасли. Это один оттиск на снегу – тонкие черточки и вмятины от коготков. Но добавим еще штрихов…
Если бы мальчишка тогда знал, что стоит только надавить чуть сильнее и можно повредить сухожилия…
Цепочка следов заворачивает. От светлого, залитого луной поля – карьеры пианиста – в безмолвный лес.
Тот мальчишка – не я. Стоит в очередной раз напомнить этот факт самому себе.
Тот мальчишка – Мэтью. Мэтт или Мэтти.
Он – до боли в кончиках пальцев бился с Черни, имел «дежурный» рюкзак, который натренировался собирать за пятнадцать минут каждый раз, когда мама срывалась с места, читал в поездах, метро, автобусах и самолетах – каждую свободную минуту, когда не сражался с черными кляксами на разлинованном листе и десятью гибкими заплетающимися пальцами.
Мэтти задыхался, закатывал глаза, кусал губы в кровь, умоляя трахнуть его сильнее. Тяжелый воздух, нанизанный на режущие нити запаха лимонного освежителя для автомобилей. Жесткая ткань чехлов на сидениях. И чем больнее давили руки на колени, раскрывая, тем слаще сжималось сердце, грозясь вот-вот рухнуть в пропасть. «Ты – ненасытная мелкая сучка!» – «Да-да-да-да… только сильнее… не выходи… еще…»
Мэтти потом сидел на скамейке, подтянув ноги к груди, задумчиво гладил стертые до ярко-розовых пятен колени. Не мог пошевелиться из-за жгучей ненависти к себе, от которой щеки горели, и тело выкручивало, сводило судорогой. Грязная мразь. Как его отец.
От одной этой мысли мальчишку вывернуло.
Мэтти стоял, согнувшись, над клумбой, вцепившись побелевшими пальцами в спинку скамейки, и его рвало на невообразимо рыжие бесформенные настурции. Или бесформенными они казались только от злых слез, застилавших глаза?
Мэтти поднялся в пустую квартиру, осторожно выгрузил из папки ноты с подклеенными корешками – Сибелиуса и любимого Шопена – на крышку пианино, взял узкий складной нож для бумаги и отправился в ванную.
Осторожно стащил с себя рубашку, критически, прищелкнув языком, оглядел наливающиеся лиловым следы зубов и глубокие бороздки царапин на груди. Включил теплую воду. Расстегнул перепачканные джинсы, помедлил и прямо в них шагнул в ванну.
Мальчишка слышал, как за стеной ругались соседи, мяукала беременная кошка, работал телевизор – во время скандалов его всегда врубали для двух хорошеньких крошек на полную громкость – мультики про Микки Мауса. Разбивались капли о идущее рябью зеркало воды. Тело болело, ныло – довольное, пресыщенное, кровь пульсировала в висках.
Два точных надреза – словно вскрывал труп лягушки на лабораторной по биологии. И закрыть глаза.
А потом были круги ада. Рыдания матери, совершенно странное иррациональное ощущение своей собственной руки – абсолютно не своей – неподвижные деревянные пальцы, словно настоящие заменили на пластиковые культяпки. До хрипоты, до онемения – крик: «Верните мне их!» Беседы с психиатрами, бесконечные «почему», беспочвенные, насквозь лживые разговоры о смысле жизни и ее ценности (Док, ты сладко дрожал от крика «давай, дешевая сучка»? Нет? Тогда что ты знаешь об этой жизни, Док?)
Длинные коридоры, тонущие в изумрудной зелени, больничные аллеи, нежно-фисташковые пижамы лживой сладкой политкорректности.
Вечный холод.
Мэтти не хотел просыпаться. Мэтти не хотел быть спасенным. Мэтти свернулся лисенком в норке под снегом и закрыл глаза.

Бросаю взгляд на часы. Время есть. За стеклом скользят по взлетным полосам серебристые грациозные птицы из металла. Иногда мне кажется, что я видел все аэропорты этого маленького, тесного мира – или просто они все как один шумные, суетливые, безликие.
В Москве дождь. Странный февраль, да? В наушниках медово-тягучее, терпкое, как сигаретный дым…
И то, что нам осталось, посмотри:
Немного смерти и немного любви.
Мэтти не курил.
Курит Микки.
Время от времени. Предпочитает мексиканскую Корону, любит мультики и колу. Боится темноты и ненавидит отели и пансионаты.
И да, Микки Блэк – девственник. Секс его не интересует.
Микки любит сунуть наушники-капельки в ухо, врубить музыку на полную громкость и отправиться бродить по ночному городу.
Он на дух не переносит Черни и Сибелиуса. Микки любит Gigi d'Agostino и Placebo. И странной ошибкой программы кажется тошнотворная тоска, впрыскиваемая в кровь вместе с Ноктюрном номер один си бемоль минор Шопена. Не попсовая песенка, которую крутят каждый день на радио, да? И можно легко избежать… Но в плеере Микки она идет за «Russian Dance» Уэйтса. Слабость. Упоение болью.
Микки любит боль.
Не физическую – она грубый химический суррогат той, другой.
Поэтому он мотается по миру – Visa, паспорт и рюкзак.
Штрих за штрихом – легкие поверхностные линии на снегу, петляющие по промерзшей изнутри черной степи – к далеким желтым точкам – отсветам костра или просто горящим в темноте волчьим глазам. Жизнь или гибель?

Какой-то парень подбирает Микки на Ибице в полулегальном клубе Libra. Или Микки сам увязался за ним?
Они не мешают друг другу. Иллюзия стаи. Две лисицы, втягивающие носом морозный предрассветный воздух. Парня не интересует секс. Только драки. И Микки кажется, что в сердцевине этой страсти ядовитой косточкой тоже прячется тяга к боли. Но другой. Так что в каком-то роде они идеальная пара.
Города, съемные квартиры, вокзалы, такси, клубы, подворотни, кровь, сбитые костяшки пальцев. Микки не умеет драться. Он бесполезен. Он верит в слова. Поэтому, пока дерется Токи, он стоит рядом, курит Кент и бесстрастно наблюдает. Теребит кончики черных шнурков на левом запястье, трет ноющую кожу. Потом тушит сигарету о стену дома, задумчиво смотрит на капли крови и грязи на своих высоких ботинках, цыкает, достает салфетку, стирает следы, бросает перепачканный комок и разворачивается.
Они обедают в дешевых закусочных, почти не разговаривают, приходят вместе в клуб и уходят всегда вдвоем.
Микки чувствует, как где-то глубоко внутри начинается оттепель, подтаивает корка снега, надежно скрывающая норку, где спит маленький Мэтт.
Микки психует, хватает рюкзак, ловит такси до аэропорта. И выходит на половине дороги. Уэйтс – Шопен – Уэйтс – Шопен, замкнутые на повтор – на полную громкость. И возвращение – пешком – через спящий весенний город. Пять пролетов – пыльный безвкусный запах подъезда и дверь, к которой он прислонился спиной.
Так и ввалился в квартиру, когда парень открыл ему дверь. Лежал на полу прихожей и смотрел снизу вверх, не мигая, без выражения. Несколько секунд, потом Токи разулся, обошел тело и скрылся в комнате.
Мэтти не умел лгать. Микки хотя бы в этом стал виртуозом. Официальной версией назначено – нет денег, я поживу у тебя. Микки прячет Визу на дно рюкзака и устраивается на узком продавленном диване, откуда, если повернуть голову, можно увидеть ярко-рыжую макушку и тонкую белую шею в просветах прядей, когда его сосед спит.
Микки думает, что ему станут задавать вопросы. И, в общем-то, готов ответить. Возможно, он даже хочет, чтобы его спросили.
Но они все так же по большей части молчат, не включают свет, пока совсем не темнеет, пьют чай, играют в го, в сумерках выходят из квартиры в арку ребер обглоданного до костей металлопластикового скелета города.


На табло загораются рейс и номер выхода. Уже в самолете я просмотрю досье. Снайперы, киллер, хакеры, связные. Отмороженная компания. Гладкие белые камешки, которые лягут на разлинованную доску. И по необходимости станут разменной монетой.
Я не лучший игрок. Мне это известно. Намного лучше у меня получается в карты или в бутылочку. Но на этот раз я должен постараться. Это последняя игра Микки.
Я съехал от своего напарника год назад. Мы должны научиться быть – не «мы».
Информация, которую я искал все это время, собирал по крупицам, человеческие страсти – это ведь всегда была моя сильная сторона? Люди, их чувства и потребности, которые умею, кажется, чувствовать кожей. Знакомства, связи – паутина, которую я растянул на своих непослушных пальцах.
В Москве дождь. А Микки летит к морю.
Закрываю крышку ноутбука, сую его в рюкзак.
Я лечу закончить то, что не смог сделать три года назад. Это желание Микки? Или последняя просьба Мэтью?
Имя жертвы. Каждая буква кислотой обжигает язык. Я достойный сын, папа…
Круг должен замкнуться.

Москва, Февраль, 22.

И лишь безумец
Был способен так влюбиться:
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобой
Разбиться с тобою вместе,
С тобою вместе.
Наутилус Помпилиус

Ничего этого не было.
Микки провел языком по зубам – прикосновение отдалось легкой тянущей болью в языке.
Что он только что хотел сказать? Почему Джоуи смотрит на него так выжидающе? Качнул головой.
- Я… наверное… не хотел его убивать. На самом деле, мне кажется, я желал, чтобы меня остановили, понимаешь?
Так трудно говорить об этом. Глоток – чтобы ком исчез, исключительно. Вкус мерзкий. Не у виски. У воспоминаний.
- Это как идеально спланированное самоубийство. Потому что не мог мальчик сделать то, что задумал. Это смешно. Собрать всю эту информацию, да. Найти нужных людей – хорошо. Но дальше… – пальцы Микки сжали стакан. – Координатор? Не смешите. Это просто… игра. Ребенка, которого... обидели.
Движение головой, робкая улыбка уголками губ.
- Думаешь, жестоко называть убийство так?
- Жестоко обижать ребенка. А игра... – Джоуи пожал плечами, глядя в стакан. – Я называю это так. Потому что суть заключается в одном и том же: обхитрить противника и выиграть. Но есть разница, – перевел взгляд на Микки, – проигравшие не жалуются. Сейчас уже поздно думать о том, что можно было бы этого не делать.
Сигарета дотлела до фильтра. Джоуи смял бычок в пепельнице и допил виски из стакана. Тепло растеклось до самых кончиков пальцев.
- Просто представь на секунду, – поставил стакан на край стола, – что ты этого не затевал. Что он до сих пор жив. Ты бы не захотел все это повторить? – посмотрел в серые глаза и выщелкнул себе сигарету. – А если бы и захотел, то ради его смерти или... своей?
Это неправильный вопрос. Потому что Микки не знал ответа. Или боялся его озвучить. Потому что сейчас – все по-другому. Всего лишь… неделя? И этого оказалось достаточно, чтобы мальчик внутри него захотел проснуться. Это пугало.
Вздохнув, Микки сполз со стула, плеснул из бутылки виски в оба стакана.
- Я хочу жить.
Откровение.
- А значит: «Эй, прикинь, мы зря грохнули моего отца, это было лишнее. Проблема не в нем была, а во мне». Как тебе такой ответ? – глянул на Джоуи, пальцы левой руки коснулись шеи над воротником, пробежали ласково по коже. – Тебе хотя бы заплатили. Это всего лишь работа. Цель. И точка, да?
Джоуи усмехнулся и слегка наклонил голову, непроизвольно подставляясь под ласку. Приятные мурашки.
- Да, это всего лишь моя работа. Так любят говорить герои каких-нибудь боевиков, – затянулся. – А деньги всегда пригодятся, сколько бы их не было, – притянул к себе Микки, свободной рукой ухватив за футболку, и усадил на свои колени. – Ну, раз уж ты хочешь жить... почему бы нет?
- Зачем? Деньги, я имею в виду?
Сидеть так – уютно. Внутри тепло – то ли от алкоголя, то ли от прикосновений. Микки прислушался к себе и, чтобы увеличить эффект, одним глотком допил виски. Горло обожгло – от неожиданности Микки передернуло, он поморщился и прижался лбом к плечу Джоуи.
- Ты… купить что-то хочешь? Или так… счет на черный день?
- Я не загадываю. Случиться может всякое. Нужно будет срочно выезжать или откупаться. Какая разница?
Тяжесть тела Микки на бедрах приятная. Джоуи даже улыбнулся и взял свой стакан.
- Пей медленнее, детка, – тихо, на ухо, – иначе опьянеешь быстро, – и вслед за этими словами сделал глоток. – А пьяный ты не очень-то и стеснительный, – хохотнул.
Микки обернулся через плечо, удивленно посмотрел на Джоуи. Воспоминание – обжигающее – как удар наотмашь, от которого кожа моментально начала гореть.
- Иди к черту!
Соскользнул с колен Джоуи, отскочил к подоконнику.
- Я стеснительностью никогда и не отличался. Лет с четырнадцати... да и ты знаешь... – заткнулся, прикусил язык.
Почему всегда… так? Как будто следы произошедшего однажды несводимы…
- С четырнадцати? – Джоуи посмотрел на него пристально. – Тогда произошло то, что поспособствовало смерти... Мэтти?
Раз уж задели эту тему, то нужно знать все. Все, что ему захотят рассказать. Чтобы выяснить, наконец, почему Микки такой. И можно ли это... исправить? От этой мысли Джоуи даже дышать перестал.
Настолько нужен?
Пепел сорвался с сигареты и бесшумно упал на пол. Медленный вдох... И ожидание ответа.
Словно продолжение их игры. Но теперь – не на вызов. Всего лишь вопрос и право Микки не отвечать. И если уж он признался, что хочет жить, то стоит научиться жить с…
- Я могу причинить боль.
Психиатры не добились ничего внятного тогда. Предполагали – первую любовь, неудачи в школе, вынужденную частую смену мест. Ничего даже рядом с истиной не стояло.
Микки сел на подоконник, опустил взгляд, сосредоточенно изучая рисунок плиток на полу.
- Лучше для других, чтобы меня не было.
А как теперь? Что изменилось-то? Страх никуда не делся. Позволить приблизиться, а потом снова корчиться от отвращения к себе. – У тебя никогда не было подобного чувства?
- Не было, – Джоуи потушил сигарету и поднялся со стула. – Я всегда считал, что для меня же лучше, если не будет остальных.
Кроме одного случая... Неужели ты простил меня?
Подошел к Микки почти вплотную, склонился, упираясь руками в подоконник, заглянул в глаза. Желание – прижать и не отпускать.
- Убивать других проще, чем себя, – Джоуи приблизился еще немного, коснулся губами губ мальчишки – легкий поцелуй.
Это не так. Микки наверняка знал – нет ничего легче, чем после того, как лезвие коснется кожи, нажать чуть сильнее. Другой вопрос, что человеческое тело, кажущееся иногда таким хрупким, на проверку оказывается неподдающимся.
Микки кончиками пальцев коснулся щеки Джоуи, погладил – неяркий свет закатного солнца ложился мягкими полосами на лицо и шею. Кожа светлая, гладкая – летом наверняка веснушки. Микки улыбнулся этой мысли. И подумал, что хотел бы это увидеть.
Лучше, чтобы не было остальных… Значит, только вынужден терпеть.
- Тот человек… – начал осторожно, скривившись от одного только воспоминания, – ты бы хотел, чтобы и его не было?
Моменты из прошлой жизни – как острые углы разбитого стекла – впились как будто в сердце. Джоуи был бы рад забыть все это: смех ублюдков, отражающийся от стен переулка, хруст гравия под подошвами кед, чужие руки – держащие, заставляющие смотреть, видеть, запоминать в мельчайших подробностях.
Моргнул. Отстранился, почти не дыша. Не глядя на Микки.
- Хотел бы, – глухо. Налил еще виски в опустевшие стаканы. Снова сел за стол и подавил желание выпить очередную порцию алкоголя залпом – если напиться из-за этого сейчас, значит, дать волю пить по этому поводу каждый раз. Нельзя.
- Это была его вина, – так проще.
Этого недостаточно Микки. Совсем. Схватил за руку, будто не давая уйти, скользнул по ладони, переплел пальцы.
- Я не понимаю. Вина в чем? Приблизиться?
Разве и я… не пытаюсь сейчас к тебе приблизиться? – но об этом Микки не скажет. Страшно.
Джоуи посмотрел на него снизу вверх немного непонимающе и... беспомощно.
- Он не должен был сближаться со мной. А я позволил, – от воспоминаний выворачивало наизнанку. – За что он и поплатился.
- Это просто… – трудно подобрать слова. – Каждый решает сам. Ты… всегда предполагаешь, чем может закончиться в итоге тот или иной твой шаг. И думаешь, нужно ли его делать. Разве не так? Причем здесь ты? Если кто-то просчитал и выбрал, что идти стоит.
Сам Микки знал… и, может быть, поэтому всегда, когда он пытался подойти кому-то – появлялась стена и четкое понимание – цель не стоит того, чтобы к ней идти.
Сейчас… по-другому?
- Так значит, хуево рассчитал, раз уж... – в горле появился ком. Джоуи отпил немного из стакана – ничего не почувствовал. Сжал руку Микки в своей ладони, погладил большим пальцем косточку запястья.
Очень больно... Настолько, что остальные ощущения затухают.
Желание помочь, спасти, сделать хоть что-то. И все впустую. Оставалось только наблюдать, не в силах вырваться из рук. Насмешки, удары, хриплые крики, брызги крови по гравию. И собственные слезы – неудержимо. Джоуи никогда не думал, что может быть так больно, когда насильно отбирают то... того, кто помог почувствовать себя нужным.
И не просто отбирают – уничтожают. Втаптывая во влажный от крови песок, ломая ногами и битами кости... Единственного – нужного – человека.
Он сам виноват. Его вина.
Так действительно проще.
Джоуи молчал, глядя в окно. Микки ждал продолжения последней оборванной фразы, опустив голову. Рука – горячая в его ладони, и взгляд сквозь… Сквозь Микки. Словно его и нет.
Больно… Нестерпимо. Микки казалось, что еще минута этого молчания, и он заорет, ударит – все что угодно, только – «Я у тебя есть».
Лучше…
Выпутал свои пальцы, соскользнул с подоконника.
- Знать ничего не хочу, – выходя из кухни.
- Эй... – Джоуи опомнился, попытался встать, чтобы поймать – вернуть... попросить прощения. Передумал.
Взвизгнула «молния» куртки; щелчок замка и глухой стук двери о косяк – мальчишка вышел из квартиры. Ощущения такие, словно выкачали воздух. Нельзя было вдохнуть, но каким-то чудом получалось... Казалось, легкие разорвутся в клочья.
Тишина. Звенящая.
Стук уже пустого стакана о крышку стола показался оглушающим. Джоуи закрыл бутылку, убрал и прошел по коридору в ванную комнату. В квартире слишком пусто. «И я тогда смог оставить его тут одного?..» – ненависть к себе и жалость к мальчику.
Вода – прохладная. Отрезвляла, немного бодрила... Приглушала воспоминания о бессонной ночи и пережитом стрессе. Можно было прикрыть глаза и просто насладиться этим ощущением.
Но было тревожно.
Я жду тебя, Микки...
Ничего не изменилось. Темные улицы и ветер. Уютный свет за шторами, люди, как бабочки спешащие на этот свет.
Москва… Лондон… Ибица… Это – вечное. Дом. Любовь, что ли? Микки не научили. Не объяснили, как правильно.
Микки никуда не хотелось возвращаться и ни с кем не хотелось – оставаться. Тогда зачем он потащился за Джоуи? Зачем Джоуи взял его – как щенка приблудного, если ему никто не нужен?
Сидеть на бортике у тротуара – холодно. Но и встать, пойти – сил нет. Отупение. Полное выпадение из реальности.
Если уж выбрал – жить, значит пришло время решить – как.
Что… дальше, мальчик?
Какого черта он, выбегая из подъезда, заглянул в этот дурацкий почтовый ящик? Микки сморгнул выступившие от ветра слезы, достал из кармана вместе с купленными сигаретами открытку. «Приезжай».
Как же своевременно, мать твою. Кого зовешь?
Уснуть бы, как тот слабый, бесполезный ублюдок внутри него… Микки горько фыркнул, прикурил.
Дергаете, как собачку. Гладить приятно – милый забавный щенок. На хуй никому не нужно что-то кроме этого. Микки обнял колени руками, провел ладонью по покрытому коркой снега тротуару – обжигает. Окурки, бутылочное стекло. Пальцы осторожно погладили острую кромку самого большого осколка, сжали…
Не легче. Эта боль лишь слабое жжение кожи – по сравнению с острым неровным льдом, который внутри – поперек горла и в груди…
Не отпускай меня… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Я все сделаю…
Сильнее – пока из сжатого кулака не капает кровь.
А он… сидит сейчас дома и… Микки вздрогнул. До-ма…
Потянул вниз рукав куртки, поднимаясь.
Когда дверь открылась, и Микки тихо проскользнул в квартиру, Джоуи откинул сигарету, которую вертел между пальцами уже несколько минут – пока стоял в прихожей и ждал. Стукнул по выключателю – свет резанул глаза.
- Ты долго гулял, – спокойно сообщил он, посмотрев на Микки.
Потому ведь и вернулся, что нужно было видеть вот это – тщательно скрываемую за равнодушием тревогу. До слез. Облегчение. Микки захотелось вцепиться обеими руками в Джоуи, прижаться всем телом.
- За сигаретами ходил.
Скинул кеды, глянул с вызовом и молча направился в ванную.
Джоуи улыбнулся ему вслед и краем глаза заметил – рукав куртки... в темных пятнах. Улыбка тут же пропала.
- Детка, – успел сжать пальцами край двери, не позволяя закрыть ее, – покажи руку.
Если опять сделал себе больно? Если порезал?.. Может, просто испачкался. Джоуи уговаривал себя не злиться и не нервничать.
Микки остановился. Что теперь? Играть в детсад? «Какую руку? О чем ты? Оставь меня в покое!». И так понятно…
Взгляд на Джоуи – прямо и нагло. Протянул руку – перепачканные пальцы раскрылись лепестками, открывая ладонь – сердцевину.
- Ну что?
Джоуи не смог сдержаться. Как будто тело вышло из-под контроля. Пощечина тыльной стороной ладони. С размаха – по лицу Микки. Хлестко. Обжигая. И только после этого почувствовал, как сильно и часто билось сердце. Злость, страх, жалость и... желание прижать. Даже нет. Что-то... большее.
- Малолетний идиот, – сквозь зубы.
Крик рвался наружу, но...
Утянул Микки к ванне, снял с него куртку и на всякий случай осмотрел запястья. Когда больше не обнаружил порезов, стянул с полки аптечку. Микки безвольно, покорно последовал за Джоуи, стоял, даже не пытаясь дотронуться до пылающей щеки, смотрел на свою ладонь. Парень держал порезанную руку в своей, не отпуская. Боялся, что мальчишка может убежать и уже точно вскрыть себе вены.
Микки всхлипнул, приподнялся, прижимаясь ртом к губам Джоуи. Целовал жадно, лихорадочно, языком касался кромки зубов, скользил – по небу.
- Позволь мне остаться…
- Да я тебя никуда не отпускал, – сжал в объятьях и ткнулся лицом в растрепанные волосы Микки.
Отчаяние. Почти осязаемое, но не пощупать – кончики пальцев онемели и чуть подрагивали.
Джоуи отпустил его, включил воду и начал промывать тонкую изрезанную ладонь. Аккуратно, как умел. И стараясь, чтобы вода не попадала в ранки. Потом - перекись и стерильный бинт. Не с таким профессионализмом, как это делал Микки, но все же...
Я забочусь о тебе.
- Нормально?
Стыд. Обжигающий. Микки ненавидел себя. Глупый, тупой ребенок. Что еще тебе нужно?
Коснулся щеки Джоуи, погладил. Не умеет. Нежным быть. И доверчивым. Угловатый, неправильный.
Улыбнулся, сглатывая слезы, потянул за челку.
- Не больно. Совсем…
- Хорошо. Иди сюда...
Снова притянул к себе, обнимая. Коснулся губами щеки, по которой ударил, прикрыл глаза. А если бы не вернулся? Порезал бы себе вены осколком бутылки где-нибудь в подворотне. Джоуи стиснул мальчика в объятьях еще крепче и прошептал:
- Не делай так больше.
Пожалуйста...
Взял его за здоровую руку и повел за собой. В комнату. Быстро расстелил постель, но медленно раздевал Микки. Гладил и целовал, стараясь успокоить, шептал, что все хорошо. И лег рядом, прижимая к себе, боясь отпустить хотя бы на чуть-чуть...
Всхлип. «Сука ты неблагодарная, Микки. Не реви! – холодный безжалостный голос. – Нахрен ты ему не нужен слабый! Не реви».
- Я…
Под одеялом тепло. Мягким туманом плыли в голове воспоминания об их первой ночи в Лондоне.
- …все испортил, да? – сквозь всхлипы. В подушку, вжавшись в нее лицом.
От такой нежности было больно. От такой нежности – Микки не знал, куда себя деть, нервно дергал шнурок на запястье, кусая губы.
И выдохнул, давясь слезами, тихо:
- Я тебя люблю-ю-ю.…
Внутри Джоуи сжались тиски. Любит?.. За что?
Больно.
Он ничего не сказал. Лишь только выше подтянул одеяло, укутывая плотнее, чтобы не было холодно.
- Спи. Спокойной ночи...

@темы: Fuck_me, original

---

млиииин...

Он просто...

 

@темы: нимайо, заметки_на_полях, video_&_music, дрочка